Сергей Плеханов - Заблудившийся всадник

Холопа, оскорбившего свободного человека, передали в распоряжение последнего, чтобы он мог выместить обиду на его спине. Несостоятельного должника отдали кредитору для продажи на рынке, дабы возместить потерянную ссуду.

Ильин, наблюдавший за действиями Ярослава, отметил быстроту его реакции, осторожность и расчетливость.

— Это качества политика. Но в нравственном смысле… Что-то я не вижу твердости в князе, не вижу его собственной линии. Кажется, у него чересчур гибкий хребет.

— Но это тоже качество политика, — ответила Анна. — И люди таких нередко любят.

В этот день она рассуждала много трезвее, чем обычно, не в духе своего постоянного максимализма. А может быть, это был полемический намек на позицию самого Ильина, неизменно заклинавшего поступать так, как принято в этом мире, не вызывая вопросов у окружающих?

В тот же день Ильин и его спутники встретили в разных концах Новгорода изрядные толпы молодых людей, грудившиеся вокруг странных ораторов. Выступавшие были одеты в богатые меховые дохи, из-под полы у них торчали ножны широких мечей. Размахивая сорванной с головы шапкой, они говорили с большим жаром, и слушатели то и дело одобрительно шумели.

Виктор долго наблюдал подобную сцену с крыльца своих палат, гадая, что бы все это могло значить. Наконец не вытерпел, замешался в толпу, сбежавшуюся послушать златоуста в куньей шубе.

— А поведет нас промышленный человек Неустрой Волкохищная Собака! — выкрикнул малый, махнув шапкой.

По рядам собравшихся пробежал ропот одобрения. По соседству с Ильиным какой-то детина заметил: «За ним не пропадешь. Кто с ним хаживал, в обиде не был».

— Пройдем по Волге до самого моря Хвалынского, доберемся до Персидского царства. Где поторгуем, а где и погуляем на вольной волюшке. Охочим людям даем оружье доброе, да холстины на порты, а остальное сами добудете.

— Эй, Удача! — крикнули из толпы. — А сам-то шубейкой доброй в каком краю разжился?

— С посадниковым сыном Гюрятой в Югру ходили, к самояди. Там этого зверя, как у нас мышей в подызбице.

— Чего ж вдругорядь туда не идешь, да и нас на Волгу сманиваешь?

— Шуба у меня есть, теперь хочу сапоги расшитые, да штаны атласные, да халат парчовый добыть! — лихо оглядев слушателей, прокричал Удача. — А повезет — и персиянку. Они, робята, знаете какие — волос, как крыло вороново, не то что наши девки соломенные. А глаза — с блюдце, да черные как уголь. Губы вишневые, а рот маленький, вот такусенький…

Он показал толпе небольшую монетку. Мужики и парни восхищенно загудели. Один верзила пробрался к Удаче и швырнул шапку на снег.

— Иду с вами, коли такая дичь пошла!

За ним вызвались еще несколько охотников. И тут как прорвало — народ повалил к обладателю куньей шубы.

Увидев знакомого купца, Ильин протолкался к нему и спросил:

— Что за молодец? Я уже не первого такого зазывалу вижу.

— Ушкуйник. Каждую весну набирает кто-нибудь из состоятельных людей сотню-другую отчаянных удальцов, снаряжает их, сажает на ушкуи — речные лодки вроде ладей — и отправляет на промысел. Нужны ему эти сорвиголовы для того вроде бы, чтоб товары охранять, — сам знаешь, сколько лихих людей на реках шалят, — но при случае и чужой караван разобьют. А то и город пограбят. Много от этих торговцев кровушки пролилось.

— Так это настоящие варяги. Те же приемы, то же устройство ватаг.

— А они и сами это знают. Недаром вместе с гостями из-за моря часто разбойничают. Этот вот Удача, он один не пойдет, обязательно и варяг с собой сманит, они тоже до персиянок охочи. А коли подберутся несколько сотен ушкуйников да викингов — земля в страхе вострепещет. Они ведь и до самого Халифата хаживали, славный град Багдад чуть было не разорили.

— И долго их походы длятся?

— А вот вскроются реки, уйдут они по вешней воде к волокам, а потом и покатятся вниз по течению. Если будет им везение, к холодам могут возвернуться. Не то зазимуют где-нибудь, а в Новгород к следующему лету доберутся…

Люди Ярослава старались отговорить молодежь от ухода с ушкуйниками. Выступая перед толпами искателей удачи, они обещали вознаградить остающихся щедрыми дарами из княжеской казны. Всем было ясно, что Ярославу нужны силы для отпора войску отца — никто не сомневался, что Владимир появится под стенами Новгорода, едва оправится от болезни.

Толки о скором приходе великого князя становились все упорнее, поэтому люди, знавшие любекского купца, советовали ему подождать немного, и ежели запахнет войной, поворачивать назад.

Едва сошел лед на Волхове, князь Ярослав отбыл на ладье в Швецию, к своему тестю Олафу Скотконунгу, чтобы пригласить к себе на службу варягов. Видно, не верил он в решимость новгородцев защищать его в споре с отцом. Люди поговаривали, что недаром женился он на дочери заморского конунга незадолго перед тем, как отказался платить дань отцу — уже тогда вынашивал свой замысел, искал, на кого опереться в будущем споре с Киевом.

Вскорости после этого Ивашка стал намекать, что намерен целиком отдаться богоугодной деятельности. Епископ и Лука Жидята укрепляли его в благих мыслях. Но друзья Ивана узнали об этих душеспасительных беседах с церковниками лишь в тот день, когда он объявил, что отныне его надлежит именовать недостойным Антонием, а Ивана сына Онисимова почитать умершим для мира.

— Ты монах? — с изумлением спросила Анна. — В двадцать шесть лет похоронить себя заживо?..

Старообрядец с сожалением посмотрел на княжну и пообещал молиться за нее, хотя перспектива ее спасения казалась ему весьма сомнительной — уж очень много богохульных речей слышал он от нее. Затем Иван сообщил, что уходит из мира не только в иносказательном смысле.

— Постом и молитвою хочу спасаться в пустыни.

— Так ведь на Руси еще и монастырей нет, — сказал Ильин. — Да и народ о монахах ничего не знает. Это в ваше время стоило в лесу какому-нибудь старцу обосноваться, как к нему ближние поселяне с подношениями начинали стекаться…

— Буду акридами и кореньями питаться, — непреклонно заявил Иван.

— Акриды — это, кажется, саранча, — заметила Анна. — Я помню, нам на уроках закона божьего рассказывали… Но ведь у нас этих насекомых нет.

— Взгляните на птиц небесных, — воздев руки к потолку, патетически проговорил новоявленный пустынник. — Они не сеют и не жнут…

— Знаем, знаем эту цитату, — перебил Ильин. — Посмотрю я на тебя через несколько месяцев такой птичьей жизни.

Иван неожиданно поклонился ему в пояс и попросил:

— Прости меня, Христа ради. А я о тебе молиться буду.

Виктор понял, что дальнейшее обсуждение бесполезно.

В тот же день Иван собрал свои пожитки в котомку, вооружился массивным посохом и, благословив друзей, отправился к южным городским воротам…