Рене Баржавель - В глубь времен

— Тогда возьмите другую женщину! — крикнула Элеа. — Их же миллионы!

— Нет, — возразил Кобан, — их не миллионы. Их только пять, и сейчас остались только вы… Компьютер выбрал вас, потому что вы исключительная. Нет никакой другой женщины, никакого другого мужчины! Это вы и это я! И не будем больше об этом говорить, я вас очень прошу, все уже решено.

— Вы и я? — переспросила Элеа.

— Вы и я! — ответил Кобан.

— Я вас ненавижу, — сказала Элеа.

— И я вас не люблю. Но это не имеет никакого значения.

— Слушайте, Кобан, — объявил голос, — президент Локан хочет говорить с вами.

— Я его слушаю и смотрю.

В углу комнаты появилось объемное изображение Локана. Кобан переместил экран и поставил рядом с собой с другой стороны стола. Локан, казалось, был охвачен страхом.

— Слушайте, Кобан, — обратился президент, — на чем вы остановились в ваших переговорах с людьми из Квартала Знаний Енисора?

— Я ожидаю доклада с минуты на минуту.

— Ждать больше нельзя! Ждать невозможно. Енисоры бомбардируют наши гарнизоны на Марсе и на Луне атомными бомбами. Наши бомбы в пути, и мы ответим им тем же. Это ужасно и бесполезно. Захватническая армия Енисора выходит из своих гор и готовится к удару. Через несколько часов эта армия нападет на Гондаву! При первом старте, о котором доложат наши спутники, я запускаю Солнечное Оружие! Но я, как и вы, Кобан, боюсь! Может быть, еще есть время спасти мир! Енисорское правительство знает, что вылет их армий означает смерть их народа. Но или им все безразлично, или они надеются разрушить Оружие до того, как высадят десант! Кутийу сошел с ума! Только люди Квартала могут попытаться его убедить или свергнуть!.. Ни секунды промедления, Кобан! Я вас умоляю, попробуйте связаться с ними!

— Я не могу связаться с ними напрямую. Я сейчас вызову Партао в Ламоссе.

Изображение президента исчезло. Кобан вставил Ключ в пульт.

— Слушайте, — объявил он, — я хочу слышать и видеть Партао в Ламоссе.

— Партао в Ламоссе, — повторил голос, — я вызываю.

Кобан объяснил Элеа:

— Ламосс — единственная страна, которая остается нейтральной в этом конфликте. Но на этот раз не будет времени этим воспользоваться… Партао — это руководитель Ламосского университета. Это он — мой связной с людьми Квартала.

Появился Партао и сказал Кобану, что он разговаривал с Сутаку из Квартала.

— Я больше ничего не могу сделать. Он совсем потерял над собой контроль. Он вызовет вас напрямую.

Тусклое изображение зажглось рядом с изображением Партао. Сутаку, в халате и круглой преподавательской шапочке, говорил жестами, ударял себя по груди и показывал пальцем на что-то или на кого-то вдали. Не было произнесено ни одного слова. Разноцветные зигзаги пересекали изображение, дрожали, соединялись, расходились. Он исчез.

— К сожалению, больше ничем не могу вам помочь, — вздохнул Партао. — Может быть, до скорого?..

— На этот раз, — сказал Кобан, — ни у кого не будет шанса.

Он вызвал Локана и поставил его в известность. Локан попросил его присоединиться к Совету, который только что собрался.

— Я иду, — сказал Кобан.

Он повернулся к Элеа, которая присутствовала при этой сцене, не произнеся ни слова, не сделав ни единого жеста.

— Ну вот, — холодно произнес он, — вы знаете, что происходит. Нет больше места чувствам. Этой ночью мы войдем в Убежище. Сейчас мои ассистенты начнут вас готовить. Помимо всего прочего вы получите одну-единственную существующую дозу всемирной сыворотки. Она синтезирована, молекула за молекулой, в моей личной лаборатории за шесть месяцев. Предыдущую дозу испытал я сам. Я готов. Если ничего не произойдет, вы будете первой, кто останется вечно молодым. В этом случае, я вам обещаю, что следующую дозу получит Пайкан. Сыворотка поможет вам перенести без последствий абсолютный холод. Сейчас я передам вас моим людям.

Элеа встала и побежала к двери. Мощнейшим ударом левой руки она ударила одного охранника в висок. Человек упал. Другой схватил Элеа за запястье и завел руку за спину.

— Отпустите ее, — крикнул Кобан. — Я запрещаю вам к ней прикасаться! Что бы она не делала!

Охранник отпустил ее. Элеа устремилась к двери. Но дверь не открылась.

— Элеа, — сказал Кобан, — если вы согласитесь принять сыворотку без сопротивления и без попытки к бегству, я вам разрешу еще раз повидаться с Пайканом перед тем, как войти в Убежище. Его увезли обратно в Башню, и он знает обо всем, что с вами здесь происходит. Он ждет от вас новостей. Я ему обещал, что вы увидитесь. Если вы будете протестовать и сопротивляться, рискуя помешать подготовительным процедурам, я вас усыплю, и вы никогда его больше не увидите.

Элеа молча посмотрела на ученого, глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки и успокоить свои нервы.

— Вы можете пригласить ваших людей, — я больше не двинусь с места.

Кобан нажал на кнопку. Часть закрытой двери скользнула, приоткрывая лабораторию, занятую охранниками и ассистентами, среди которых Элеа узнала руководителя лаборатории, который их встретил.

Кобан указал ей на кресло рядом с ним.

— Подойдите — сказал он.

Элеа вошла в лабораторию. Перед тем, как выйти из кабинета Кобана, она обернулась к нему.

— Я вас ненавижу, — заявила она.

— Когда мы выйдем из Убежища на мертвой Земле, — сказал Кобан, — не будет больше ни ненависти, ни любви, будет только наша работа…

В этот день Хой То спустился в Яйцо с новым оборудованием, которое он только что получил из Японии. С его помощью он надеялся осветить и сфотографировать зал генератора через прозрачный пол.

Остановившись, генератор холода потух, и зал под полом стал абсолютно темным. Температура очень быстро поднялась, снег и иней растаяли, вода испарилась, стена и пол высохли.

Пока его ассистенты размещали прожекторы по углам Яйца, Хой То машинально оглядывался вокруг себя. Поверхность стены показалась ему очень любопытной — ни полированная, ни матовая, а как бы муаровая. Хой То провел по ней своими тонкими чувствительными пальцами, потом ногтями. Скрипящий звук. Он направил прожектор на стену и при ослепительном свете посмотрел сквозь лупу, сделав своего рода микроскоп из телеобъектива и линз.

Вскоре не осталось сомнений: на поверхности стены были выгравированы бесчисленные бороздки. Каждая из этих бороздок соответствовала строчкам письменности гонда. Обучающие бобины были расшифрованы уже давно. Но стена Яйца, заполненная микроскопическими знаками, представляла собой эквивалент значительной библиотеки. Хой То немедленно взял несколько клише, максимально их увеличил, проделав это в разных точках удаленных друг от друга стен.

Через час он уже демонстрировал их на экране. Люкос в большом возбуждении идентифицировал отрывки исторического рассказа и ученых трактатов, страницу словаря, поэму, диалог, который, может быть, был театральной пьесой или философской беседой. Стена Яйца оказалась настоящей энциклопедией знаний Гондавы.