Борис Крылов - Рамка

Он опять помедлил.

— Комплексный прибор, замеряет сразу и магнитное поле, и… радиоактивность.

«Наверно, секретный, — подумал я, — поэтому и скрытничает». Вместе с этой мыслью зародилось и любопытство.

— Посмотреть можно?

§ 3. При любых ситуациях не допускать знакомства аборигенов с техническими устройствами и приборами.

Он опять начал синеть.

«Да что за чертовщина? Что с ним такое?»

Я вгляделся пристальнее — ничего, нормальный цвет, слабый загар, лицо немного пятнистое.

Не дожидаясь разрешения, подошел к прибору. Голова болела все сильнее. Сдавил виски руками, боль не проходила. Появилось желание вернуться и сесть. Бог с ней, с головой! Я склонился к прибору. Здесь было четыре шкалы, около десятка каких-то ручек, два окуляра и ни одной надписи. Превозмогая боль, заглянул в окуляры — ничего, только голубоватый фон, как на пустом экране телевизора. Уже хотел отойти, тем более, что голова буквально разламывалась, но в этот момент непроизвольно задел одну из ручек и… на миг забыл обо всем. Я видел сквозь землю, она стала как будто прозрачной. Но это не была прозрачность воды или стекла, был виден весь объем. Причудливо переплетаясь, расползались корни деревьев и кустарников, просвечивающими гранями проступали камни, слабо светились прослои замытого торфа, определялась даже граница мерзлоты — мерзлый грунт был темнее, внизу проступали коренные скальные породы, перекрытые плащом крупных валунов. Картина была удивительной, как если бы вдруг человек стал полупрозрачным и его можно было разглядывать насквозь, до самых костей.

Рядом появилась Ирка, и следом раздался голос:

— Прибор активен, женщинам подходить близко не рекомендуется.

Ирку как ветром сдуло. Я не обратил внимание на услышанное, я смотрел. Поле зрения было большим. Наконец, среди валунов я заметил что-то необычное. Присмотрелся: предмет был эллипсоидной формы, диаметром около полуметра, на поверхности правильно располагались выемки, еще выступали какие-то витые отростки, похожие на антенны. Было в его форме что-то фантастическое, неземное. И тут у меня мелькнула догадка: «Ведь до таких приборов нам еще очень и очень далеко!»

Следом за мыслью возникло странное чувство не то восторга, но то страха, то самое чувство, которое возникает, когда происходит что-то из ряда вон выходящее. Я оторвался от прибора…

§ 11 …в крайнем случае применять телепатическое или гипнотическое внушение.

…и наткнулся на его глаза. Глаза были непропорционально большими, а зрачки вертикальные, как у кошки, И в этот момент я забил обо всем, что было минуту назад. Прибор, стоящий рядом, стал совершенно безразличен, как нечто обыденное. Было одно желание — сесть па прежнее место под деревом. Болела голова. Я подошел и сел, навалился спиной и затылком на ствол, так меньше чувствовалась боль. Почти следом он поднялся, снял прибор, сказал: «До свидания».

— До свидания.

Я отметил механически. Состояние было странным, полусонным. Не чувствовалось реальности собственного бытия, хотя я все видел и слышал. Он сошел с просеки и скрылся в лесу. Я безразлично глядел ему вслед. Голова была тяжелой от боли и пустой от мыслей.

Сколько просидел так, не помню. К реальному вернул голос Ирки. Он пришел как будто издалека.

— Что дальше будем делать? Может, домой пойдем?

— Что делать?.. Домой?.. А что мы делали?.. Где мы? — Я медленно возвращался в реальное: лес… профиль… Ирка… рамка… Ирка влюблена, и рамка не работает… уже поздно, надо идти домой… болит голова.

Когда вернулись в лагерь, я не стал ужинать, а сразу же пошел спать. Это было единственное желание, Уснул быстро и спал без сновидений. Утром проснулся бодрым и вполне здоровым и пребывал в таком состоянии до тех пор, пока не стал вспоминать о вчерашнем происшествии. Снова как-то неожиданно заболела голова. Ощущение было таким, будто по ней ударяли чем-то мягким, но тяжелым. Нечастые, но неожиданные неритмичные удары. Потом показалось, что боль усиливается, когда я стараюсь вспомнить о чем-то совсем недавнем. Сознание возвращалось к этому постоянно, и сразу же учащались удары, боль сдавливала голову, Память металась, сознание заставляло: «Вспомни», но что-то постороннее приказывало: «Забудь!» — и пытало головной болью. Постепенно выработался рефлекс, сознание уже не сопротивлялось, я сам старался отвлечься. Но потом память подсказала: «Надо спросить у Ирки, мы были вчера вместе». Я пошел к ней.

— Что мы вчера делали?

— Ходили… с рамкой.

— А еще что?

— Больше ничего… У вас очень нездоровый вид… Вы, наверное, заболели. Я еще вчера заметила, когда тот геофизик ушел.

При упоминании о геофизике я сморщился от усилившейся боли. Проклятие…

— Какой геофизик?

— Ну, тот… ну, такой… с прибором…,

После слова «прибор» я потерял сознание.

Очнулся в своей палатке, на спальном мешке. На голове влажное полотенце, рядом хлопотали люди. Кто-то говорил о солнечном ударе, кто-то предлагал отвезти меня в поселок, в больницу. От больницы я отказался. Мне всучили чуть ли не горсть разнокалиберных таблеток., я проглотил их и очень скоро остался один. Мысли были вялые, голова тяжелая, но боли не было. В таком полудремотном состоянии пробыл часа два. Было скучно, решил почитать и скоро увлекся чтением. Детектив был написан очень бойко, а сюжет изобиловал такими неожиданными поворотами, что я без отрыва одолел четыреста с лишним страниц. Перерыв, правда, был на обед, хотя нет, во время еды я тоже читал.

День прошел без приключений. К вечеру все посетившие меня единогласно решили, что я почти здоров, а завтра буду здоров наверняка. Вечером я спокойно заснул, но спал плохо, мучили сны. Снилось, что меня ругает начальник, правда, я видел этого начальника впервые. Потом в руках оказалась книга, это был тот самый детектив, который я читал днем, но когда перевернул обложку, на титуле стояло: «Инструкция». Я должен был выучить ее наизусть. Стал читать, но буквы были какие-то странные, потом не разделялись страницы, я усиленно мусолил пальцы, и еще преследовал страх, что не успею выучить. Эта несуразица тянулась долго. Последнее, что увидел, была спина геофизика, уносившего прибор. После этого я спал спокойно, сны кончились.

Утром проснулся рано, повар только начал колоть дрова. Он всегда колол дрова утром, хотя многие просили, упрашивали, требовали., чтобы он делал это с вечера. Он всегда соглашался, никогда не перечил, но уже на следующий день с утра бухал топором. Когда же его бранили, он отвечал одно и то же:

— А кого наколешь, вечером-то!

От шумных утренних поварских деяний я обычно не просыпался, но на этот раз проснулся. Голова была ясной н чистой, как утром после сдачи трудного экзамена накануне. И сразу в течение минуты я все вспомнил, более того, понял, почувствовал, что мелькнувшая тогда догадка была верна. Быстро встал и оделся. Теперь в голове была одна мысль: «Надо немедленно искать его, искать и найти».