Владислав Крапивин - В глубине Великого Кристалла. Том 1

— Двадцать минут назад, Михаил Петрович. Зафиксировали прямо на дисплее.

— Может, барахлит настройка? — спросил Михаил. Четырехмерный межпространственный анализатор, именуемый по привычке телескопом совмещенных граней, не был еще отлажен окончательно, группа «Кристалл-2» колдовала над ним днями и ночами.

— Но нет сигнала и на ленте хроноскопа… — Ассистент словно чувствовал себя виноватым. — Сами взгляните.

— Я будто чуял… — вздохнул Михаил. — Ладно, сделайте запись…

Вечером к нему пришел семиклассник Витька Мохов.

— Миш, все говорят, что Яшка погасла…

— Говорят, — вздохнул Михаил.

— Жалко…

Михаил сказал небрежно-философским тоном (явно чтобы утешить Витьку, а не себя):

— Что же теперь… Все равно это было очень давно. Прикинь, сколько световых лет, да помножь на коэффициент совмещенных пространств…

— Все равно жалко… Это для нее давно, а для нас-то ведь только сегодня… Яков Матвеевич знает?

— Нет еще.

— Миш, а правда, что хроноскоп пустили?

— На той неделе еще.

— И что, в самом деле он берет мгновенные импульсы? Все, что случилось в пространстве, фиксирует сразу? Независимо от расстояния?

— Не все, а в том секторе, куда направлен. И пока только графически… И энергии жрет за один сеанс, как целая космическая верфь за месяц. У нас уже половина накопителей пуста…

— Все равно… Значит, если где-то вспыхнула звезда, мы узнаем сразу? Не надо ждать, пока долетит свет! Да?

— Не надо ждать, — рассеянно отозвался Михаил. — Ты вот что. Скажи своему Цезаренку и еще этому… Юр-Танке, чтобы не лезли без спроса к моему вычислителю. А то уши отвинчу, не посмотрю, что князь…

— Не поймаешь, — засмеялся Витька. — Юрик теперь тоже знает, что такое прямой уход в подпространство.

Импульсная нить порвалась, и концы ее, скручиваясь, понеслись в пустоте Кристалла. Один конец ударил по Шарику. И газовые массы звезды стали стремительно гаснуть, проваливаться в тускнеющие пропасти, исчезать… Другой конец ударил по Яшке, свернулся в горячий клубок и спрятался внутри мальчишки — крошечный остаток звездной силы. Быстро остыл, затаился в Яшке, как еле теплое зернышко. (А может быть, звездная жемчужинка, из которой когда-то вырос кристаллик мадам Валентины?)

Яшка приголубил в себе это живое зернышко, словно крошечного птенца, — с резкой печалью о невозвратном. И… с облегчением, что обратного пути нет. Опять оглядел берега, заречье, небо. Все это теперь было его. Навсегда…

Но сам-то он, Яшка, был чей ?

А Стасик ничего еще не понимал, спросил опять с хмурой заботливостью:

— Ну? Что с тобой?

— Куда же мне сейчас? — потерянно прошептал Яшка.

— Как… куда?

— Порвался канал! Понимаешь?.. Не вернуться мне туда !

Постепенно, со стыдливой и осторожной радостью Стасик осознавал, что случилось. Но открыто показать даже капельку радости не посмел. Сказал, насупившись:

— Ты велел держать. Я и держал… Я не виноват.

— А кто виноват? — Еле-еле заметно проскользнула в Яшкиных словах прежняя дурашливая искорка. И пропала. — Оба мы виноваты…

— Значит, назад тебе уже никак?

Яшка встал, засопел сердито, развел руками в кружевных манжетах.

— Нету Белого шарика. А Яшка вот он, весь тут. Навсегда… Куда мне деваться?

От приступа счастья Стасик обрел решительность:

— Балда ты! «Куда»! К нам!.. Только Полина Платоновна заспорит, наверно: она мечтала, чтобы ты у нее жил. Она с ума сойдет от радости.

— То-то уж «радость», — хмыкнул Яшка.

— Пошли, не разговаривай!.. Постой. Ох, Яшка, как ты по улицам пойдешь такой… придворный? Народ сбежится.

— А старая одежда? Ты ее куда девал?

— Наверно, в бурьяне! Пошли искать!

Сверток и правда оказался на прежнем месте. Но штаны и рубаха были сырыми насквозь. Яшка зябко передернул плечами.

«А высушить не можешь? Помнишь, как раньше?» — взглядом спросил Стасик.

«Нет…»

— Подожди! — Стасик знал, где под лестницей, в тайнике, большие мальчишки хранят в жестяной коробке спички. Для курева и для костров. Да и Яшка знал. Там же, под лестницей, нашлись и сухие щепки для растопки. Труднее было отыскать после дождя сухие бурьянные стебли. Однако и с этим справились. Разложили костер на том же месте, где в прошлом году Стасик вылепил шарик.

Огонь разгорался неохотно, извели полкоробка. Но в конце концов пламя выросло, застреляло искрами, рассеяло душный бурьянный чад. Яшкин старый костюм высыхал на глазах. Правда, Стасик перестарался и подпалил подол рубашки, ну да ладно…

— Готово, Яш. На…

Наконец-то он превратился в настоящего Яшку. В привычного, просто родного… Он заправил в штаны обгорелый подол, сунул босые ноги в стоптанные сандалии.

— Вот… А это сюда! — Сгреб в охапку «придворный» костюм и кинул в огонь.

— Зачем?! — огорчился Стасик.

— А куда его? Людей потешать?

Материя вспыхнула легко, словно пропитанная керосином. Стасик еле успел выхватить из огня край курточки. Прижал его сапогом, оторвал медную пуговицу.

— На память… — И добавил про себя: «Доказательство, что все это было …» Покачал пуговицу на ладони. — Красивая какая. Сам такую придумал?

В окантовке из крученого тросика были оттиснуты на меди скрещенные шпаги с фигурными рукоятями, якорь, а над ним — половинка восходящего солнца с лучами.

Яшка наклонился над пуговицей.

— Ничего я не придумал, само получилось… Кажется, это командорская эмблема.

— Что?

— Не помню точно… Если вспомню, скажу. По-моему, это из Реттерхальма… — Он усмехнулся невесело, не по-детски даже. — Из тех времен, когда мадам Валентина фан Зеехафен выращивала в цветочном горшке кристаллик… Хотела вырастить модель всего Мира, а получилось вон что… беспризорный пацан Яшка.

— Ну и ладно! Какая разница! — сердито сказал Стасик.

…Он тогда просто так бросил эту фразу. Но гораздо позже не раз вспоминал ее и даже гордился такими словами — и когда писал свою монографию о свойствах Великого Кристалла и о юности Вселенной, и когда в должности и звании Звездного Командора воевал за права Детства. И когда на катамаране «Даблстар» уходил в экспедицию по Большому темпоральному кольцу… «Какая разница? Модель Вселенной и мальчик… Может быть, это одно и то же…»

Стасик затоптал сапогами костер.

— Пошли… Ох, смотри, темнеет уже.

Они стали подниматься по шатким ступеням.

— Боюсь я, Стаська, — серьезно заговорил Яшка. (Давно уже он не говорил «Стаська», «Стасик», все «Вильсон» да «Вильсон».) — Так боюсь, даже ноги не идут.

— Я тоже, — признался Стасик. — Обещал в четыре быть дома, а сейчас уже сколько… Мама давно с работы пришла…

— Да я не про это!.. Вдруг меня никому не надо. Ни Полине Платоновне, ни…