Брайан Олдисс - Малайсийский гобелен

— Мастер де Чироло не бунтовщик, — жестко отрезала Летиция.

— Как я уже сказал, мы живем неплохо, — продолжал дядя. — Следующей зимой мы сможем позволить себе приобрести небольшую печку, поместим ее под столом, и она будет согревать нас весь день и каждый день, если нам удастся раздобыть топлива.

У него были большие широкие руки в шрамах, они казались темными на фоне безупречной белизны скатерти. Он, как и его овдовевшая сестра, уверенно действовал руками во время всего нашего разговора. Заметив направление моего взгляда, Жозе проговорил:

— Я не считаю этот труд унизительным для себя. Если он дает нам пищу, кормит нас, значит это мужская работа. Я прав? Я могу изготовить любую одежду. Стоит лишь раз показать. То же самое может сделать и Летиция, не так ли, малышка? Костюмы, платья, плащи, пальто, безрукавки, рыбацкие костюмы, парадные мундиры — все это мы можем — никаких вопросов, только плати. Наша одежда — одна из лучших.

И он одарил меня обаятельной улыбкой.

— Вы настоящий артист в своем деле, — ответил я, поскольку почувствовал, что Жозе нуждается в комплименте.

Летиция присоединилась к работе, как только мы вошли. Маленькую Розу усадила рядом с собой. Роза сосала большой палец. Летиция сосредоточилась на иголке с ниткой. Теперь же она подняла голову и с вызовом взглянула на меня.

— Нет, мы не артисты, Периан. Мы — трудяги. Мы сидим здесь с девяти утра до девяти вечера каждый день, всю неделю, если есть работа. И все это за жалкие гроши.

— Кроме того времени, когда вы играете Джемиму в пьесе Бентсона.

— Спектакль приносит мне больше денег за день, чем пошив охотничьей куртки, которую благородный человек может носить десять лет.

— Мы надеемся увидеть Летицию на слайдах, когда Отто закончит свою работу, — сказала мать, прервав жалобы своей дочери. — Я уверена, она хорошо играет.

— О, превосходно, — ответил я, — поскольку вся игра заключается в том, что надо спокойно стоять. И ни один из нас никогда не путает реплик, так как реплик нет.

— И все же это прекрасная романтическая история, — сказала Летиция. Когда я думаю о ней, мне становится радостно.

— Она пересказывала нам содержание уже несколько раз, — сказала мать.

— Мы стараемся быть бодрыми здесь, не падать духом, — нарушил небольшую паузу дядя. — И когда мы заработаем достаточно денег, мы вернемся в Триглав, восстановим здоровье и снова счастливо заживем в горах как свободные Златороги. А я, хоть и болен, но смогу работать вместе со своим братом, который держит кузницу.

Он тут же начал напевать песенку из известной оперы Козина:

Все подхватили припев, даже Роза, которая проглотила последние крохи булочки и была поглощена свежестью и красотой камчатой ткани, по которой ее ручонки ползали как маленькие крабы.

Обойдя стол, я сказал на ухо Летиции:

— Я вижу, что ты не расположена со мной беседовать, поэтому ухожу домой. Будь добра, проводи меня к выходу на нижней площадке.

Дочь взглянула на мать, и та кивнула головой, продолжая петь. Летиция встала, взяла огарок свечи величиной с ноготь и вышла на верхнюю площадку. Я со всеми попрощался, взял ее за руку и мы пошли вниз.

— Летиция, такая работа не для тебя, — нежно проговорил я. — Тебе надо уехать отсюда и найти интересную и более оплачиваемую работу.

— Как я могу оставить собственную семью? Как ты мог сказать подобное? Ты — эгоист. Правильно сказал о тебе Бони.

— Я купил Розе булочку, не так ли? Не будь все время такой колючей это ни к чему не приведет. Твой дядя Жозе прекрасно понимает это простое правило.

— Я — не он. Я не собираюсь льстить и подлизываться, если это то, на что ты рассчитываешь. Позволь сказать тебе, что я прогрессистка, как Отто со своей женой, и я горжусь этим.

Я держал ее за руку.

— Не будь дурой. Тебе что — мало неприятностей? Новых ищешь? Ты принесешь больше пользы своей семье, найдя лучшую работу.

— Они зависят от меня, а я — от них. Мы все заодно, и я горжусь этим. Было бы просто позорно оставить их.

— Вы все спите вместе на полу?

Она ответила не сразу, отвела взгляд, чтобы я в темноте не мог видеть ее лицо.

— Больше негде спать, ты видел. На днях один приятель обещал принести нам кровать. Обняв ее за талию, я сказал:

— Позволь мне предложить тебе кровать. Я не шучу, Летиция. Я не эгоист, как ты считаешь. Ты очень энергичная, пылкая девушка и заслуживаешь большего. Я уступлю тебе свою кровать, а сам буду счастлив лечь на полу, закутавшись в плед. Не возражай! Пожелай спокойной ночи своему дяде и пойдем со мной.

Она сопротивлялась, но я крепко держал ее, пока капля воска со свечи не упала мне на жакет.

— Ты тоже хочешь воспользоваться случаем. Знаю я, чего ты добиваешься. Я видела, какие взгляды ты бросал на Армиду, да и как ты ускользнул с этой маленькой сучкой, так что не надо дурить, мастер Чироло!

— Я не могу заставить тебя не говорить плохо об Армиде. Это ты из ревности. Оставь ее. Я приглашаю тебя вполне должным образом.

— Прекрасно, но ты не получишь от меня того, что так легко получил от нее, и это мой должный ответ тебе.

Потерев носом о ее волосы, которые издавали не слишком сладкий запах, я сказал:

— Хорошо, достаточно об этом. Я всего лишь предложил тебе удобную кровать. Небольшое удовольствие тебе не повредило бы. Тебя ведь не ценят здесь как следует, им нужна лишь пара рабочих рук. А мы вдвоем могли бы прекрасно проводить время, не причиняя никому вреда. Идем, не будь такой застенчивой, я тебя не обижу. Между прочим, дорогая Лети, ты ведь не девственница, правда?

Она отвернулась, лицо ее снова оказалось в тени.

— Позволь мне уйти.

— Останься со мной хотя бы сегодня. Ты будешь спать одна. Даю слово. Скажи мне, ты ведь не девственница? Все еще глядя в сторону и краснея, она ответила:

— Только богатые девушки вроде Армиды могут позволить себе роскошь быть нетронутой. Разве это не так?

— О, ты считаешь это роскошью? Очевидно, ты не привыкла к роскоши. Многие девушки считают это наказанием. Она резко высвободилась и отошла в сторону:

— Иди домой, Периан. Найди себе другую. Уверена, тебе это легко сделать. Мне надо еще несколько часов поработать.

— Я только хотел оказать тебе услугу. Думаю, малоприятно делить ложе на полу с матерью и со своим калекой-дядей, хотя они и милые люди. Я не говорю уже о детях. Но я хочу просить тебя об услуге, возможно, тогда ты почувствуешь себя лучше.

С этими словами я приблизился к ней опять, думая о том, что проникшая под юбку рука может оказаться более действенной, чем слова.

— Что ты хочешь?