Брайан Олдисс - Малайсийский гобелен

— Да он прямо денежный мешок!

— Скорее, винный бурдюк.

— Что ты хочешь подарить сестре?

— После прелестей рыбного базара мы навестим старика Бледлора.

Чердак, на котором жила семья Златорогов, был очень запущенным. Мастерская Бледлора была вдвое грязнее и отвратительнее.

Его убежище скорее было похоже на приют отшельника, чем на дом известного мастера. Жилище представляло собой пустое пространство под крышей старого склада. Склад первоначально принадлежал епископу, потом его превратили в хранилище ароматной древесины. Когда мы взбирались по шаткой лестнице, я заметил, что древесина хранится уже очень долго, так что она успела привлечь внимание древоточцев со всей округи, которые источили не только ее, но и всю постройку. В воздухе висела древесная пыль и плясала в золотых столбах проникающего через окна солнечного света.

Запыхавшись, мы достигли верхней площадки и оказались перед узкой дверью. На карточке, приколотой к двери, было написано единственное слово: Бледлор. Карточка висела здесь так долго, что древоточцы продырявили и ее, проделывая свой разрушительный путь по дереву.

Когда де Ламбант постучал, внутри стен что-то явственно посыпалось.

— Нужно было взять Бедалар с собой, — сказал он.

— Ты прав.

— У нее хороший вкус.

— Уверен, у нее просто замечательный вкус.

— Ты, наглец, придержи свои похотливые мысли! Она на свой вкус могла б что-нибудь выбрать для Смараны. Если, конечно, у этого типа есть из чего выбирать. Он считается непревзойденным гравером по стеклу, лучшим в Малайсии. Держу пари, что он заломит высокую цену. Нам нужно было взять с собой Армиду и Бедалар.

— Я бы не стал подвергать Армиду твоему тлетворному влиянию. Стучи еще раз. Старый дурак, вероятно, еще в постели.

— Или мертв. Мы увидим девушек сегодня утром на ярмарке, если они смогут смыться из дома. Тогда Армиде придется примириться с моим тлетворным влиянием.

— Может быть, у него там женщина? Надеюсь, разлагающие свойства твоей личности не будут так действенны на улице. Как бы там ни было, Армида полностью мной поглощена. Ударь еще в дверь, если она выдержит.

— Интересно, чего вы достигли вдвоем с Армидой? Мне бы хотелось узнать. По ее взгляду чувствуется, что у нее миленькая грелка между ног.

Я слегка ударил его. Он засмеялся, отчего в стенах снова что-то посыпалось.

Наконец дверь открылась, и появился великий мастер Джованни Бледлор, одетый в потрепанный жилет и брюки. На плечи был накинут шарф. На щеках и подбородке — седая щетина, взгляд — проницательный и ясный. Он выполз на площадку и, сотрясаясь от кашля, закрыл за собой дверь.

— Вы, юноши, досаждаете честному мастеру. Вы подняли пыль, а она портит краски. Что вас привело сюда? Мне теперь придется ждать четверть часа, чтобы осела пыль, и я снова смог открыть свои палитры.

— Вам бы следовало держать в чистоте ваше помещение, господин Джованни, — сказал я. — Откройте окна — вбидите, как мухи рвутся на свободу.

Де Ламбант успокоил его, сказав, что хочет сделать заказ.

— Я бы хотел, чтобы вы изготовили для меня десять бокалов с изображением на них разных видов. Все должно быть в радостных тонах — это свадебный подарок. Вы уже делали такие бокалы для Тьепола Савильского.

Старик воздел руки и нацелил бороду прямо в лицо де Ламбанту:

— Плевать мне на твое «хотел»! Каждая такая вещь стоит мне многих лет жизни. А твой Тьепол напускает на себя важный вид, а заплатил гроши, черт бы его побрал! Зрение у меня слабое для такой работы. Руки сильно трясутся. Адские боли в спине. Кроме того, у меня больная жена, и я должен ухаживать за бедняжкой. Мой помощник оставил меня и ушел работать в Рагузу. Нет, нет, я не смею и пробовать… Кстати, когда они вам понадобятся?

Ему нужно было слегка поломаться. Прежде, чем де Ламбант заключил сделку и внес символический аванс, старик-мастер показал нам бесценные сокровища своей мастерской. Разглядывая сосуды на просвет, мы восхищались прекрасными миниатюрами, созданными этой старой развалиной. Изображенные фигуры переливались разными цветами, казались живыми.

На одной из лестничных площадок нам повстречалась жена Бледлора, прижимавшая к горлу запачканное платье. Она была полной противоположностью благоговейно изображенным вечно молодым богам, которых Бледлор воплощал в прозрачном материале.

— О, какое совершенство! — спустя некоторое время сказал де Ламбант. Мы покинули склад и направились к реке, где на лугу развернули праздничную ярмарку цыгане и бродячие актеры.

— Ты видел эту ажурную вазу с виньеткой? Двое детей на фоне древней лачуги, а на заднем плане — шарманщик. Что может быть красивее? Почему никто не купил ее?

— Она прекрасна. И разве ее совершенство не увеличивается от того, что она так мала?

— Почему нет? Совершенная миниатюра — это уже что-то великое.

— Отто Бентсон одобрил бы эту сценку больше, чем всех богов и богинь… Я и раньше слышал о Бледлоре, что он все сюжеты черпает из жизни. Помело срисовано с настоящего помела, шарманка принадлежит старому музыканту, живущему недалеко от рынка, а два пострела, несомненно, и сейчас носятся у городских ворот с оборванными задницами.

Мы малость задержались в ясеневой рощице, где трудился побитый жизнью древнезаветный зверь. Он качал воду из реки. Костяные пластины вдоль его позвоночника были спилены. На спине сидел восточного вида погонщик и мягко понукал зверя. Передохнув, мы двинулись дальше.

— В какую эпоху упадка мы живем! Джованни Бледлор — последний великий мастер, и никто не признает его, кроме нескольких знатоков искусства!

— Каковыми являемся мы, де Ламбант!

— Каковыми являемся мы, де Чироло. Да еще случайный любитель из Савиля, который не платит. Люди оценивают только грандиозные творения. Напиши историю вселенной и ее с радостью примут, несмотря на низкопробность, грубейшие ошибки в изложении фактов и в грамматике, а нарисуй маленькую безупречную картину на большом пальце руки, никто и бровью не поведет.

— Точно также, как и никто не признает наши скромные таланты. — Мы засмеялись, ободряя друг друга.

Воздух заполнила приятная мелодия. К нам приближался продавец флейт. Он нес несколько флейт, а на одной играл. Мы обступили его. Я схватил инструмент и быстро повторил эту чарующую мелодию: «Коль ветерок в тиши проснется».

— Флейта не станет лучше, если ее будет слышно за полдюжины долин отсюда. Надеюсь, ты не хочешь предложить Бледлору писать огромные фрески, чтобы прославиться, — сказал я.

— Я осуждаю общее пристрастие, а не призвание Бледлора. Он пришел к совершенству, потому что прежде всего верно оценил свой масштаб. Двадцать цехинов за бокал! Он должен требовать в десять раз больше! Хотя мой отец будет ворчать и из-за двадцати, даже если это ради Смараны.