Брайан Олдисс - Малайсийский гобелен

— Надеюсь, и многое другое, — тихо проговорила она, опустив глаза и рассматривая белую скатерть на столе, дав мне таким образом возможность оценить ее длинные ресницы.

Я бросился на колени перед стулом Ла Синглы и поцеловал ей руку. Она попросила меня подняться. Я прижимал Ла Синглу к себе до тех пор, пока не почувствовал, что ее роскошная грудь вдавливается в ветчину, сыр и хлеб у меня за пазухой.

— Черт возьми, моя туника! — вскрикнул я, вытаскивая из-под одежды остатки ветчины, хлеба и сыра.

Ла Сингла рассмеялась чудесным, прекрасно отрепетированным смехом.

— Тебе необходимо снять рубашку, дорогой Перри. Пойдем в мой будуар.

Мы направились в ее благоуханную комнату.

— Теперь ты видишь, как может проголодаться бедный актер, который вынужден воровать еду со стола самой обожаемой им женщины на свете. У меня под туникой ты обнаружила ветчину. Но ни под какими брюками не скрыть…

— Что бы там ни находилось, меня это не захватит врасплох. И поступая в соответствии со своими словами, она начала развязывать тесемки, удерживающие платье. Через секунду наши тела превратились в единое целое. Обнаженные, мы в восторге перекатывались по незастеленной кровати. Поцелуи Ла Синглы были горячими и жадными, ее тело упругим и прекрасным. Я устремлял свой барк в ее маленькую, имеющую форму луны лагуну до тех пор, пока наши воды не слились в восторженно бушующее море, где не было места рассудку. После чего, потерпев восхитительное кораблекрушение, мы устало лежали на постели и я смотрел на ее мягкие зеленеющие берега… «Жаркие доисторические джунгли», — ошибочно процитировал я.

Ла Сингла страстно целовала меня, пока мой барк снова не поднял паруса. Я был уже готов устремиться в лагуну, но Ла Сингла подняла свой пальчик, предостерегая меня.

— Секрет любого счастья заключается в том, чтобы никогда не насыщаться до конца. Ни богачи, ни революционеры не признают эту мудрую истину. Мы оба достаточно насладились сегодня, а будущее обещает еще большие наслаждения. Я не верю словам мужа, что он долго будет находиться в городе. Кемперер безумно подозрителен. Бедняжка, он считает меня совершенной шлюхой.

— Ты и впрямь совершенна, — заявил я, трогая прекрасные холмы ее грудей. Но она ускользнула от меня, встала с кровати и набросила на себя свежее платье.

— Может быть, я и совершенна. Но не шлюха. По правде говоря, Периан, хотя ты этого никогда не понимал, — ведь ты человек страстей — я скорее верная и любящая, чем любвеобильная.

— Ты великолепна такая, какая есть.

Мы оделись. Ла Сингла угостила меня стаканом сока из дыни и куском вкуснейшей рыбы. Я спросил у нее, знает ли она человека по имени Бентсон, старика-иностранца с голубыми глазами, который утверждает, что у него повсюду враги. Он прибыл из Толкхорна и написал пьесу.

Что-то ее обеспокоило:

— Поззи нанимал его рисовать декорации. Он хороший специалист, но, кажется, из прогрессистов.

— Старик предложил мне работу в своем заноскопе. Что такое заноскоп?

— Какой ты разговорчивый. Умоляю, доедай и позволь мне вывести тебя через боковую дверь. Иначе, если вернется Поззи, он устроит здесь такую сцену ревности, что у нас не будет спокойного времени несколько недель.

— Я хотел поговорить с тобой…

— Я знаю, чего ты хотел.

Подчинившись, я был вынужден откланяться. В этой красивой молодой женщине не было изъянов. Я страстно желал доставить ей удовольствие. Ее главными развлечениями были постель и игра на сцене, и я полагал, что именно поэтому она всегда в таком прекрасном расположении духа. Казалось только справедливым, что Кемперер вынужден платить нам натурой за обладание такой драгоценностью.

На улице мое приподнятое настроение стало быстро исчезать и вскоре напоминало состояние моей потрепанной одежды. У меня ничего не было, и я был в растерянности. Мой отец не мог материально поддерживать меня. Я не хотел обращаться к сестре. Оставалась возможность заглянуть в таверну, однако без единого динария в кармане я едва мог рассчитывать на то, что друзья охотно примут меня. Почти все они, не считая Кайлуса, находились в таком же положении.

За отсутствием лучшего развлечения я начал наблюдать за походкой и выражением лиц у различных граждан. Вскоре я дошел до площади св. Марко. Как всегда, утренние прилавки уже были расставлены, толпы крестьян стояли в ожидании. Их лошади и мулы были привязаны на теневой стороне улицы.

По краям огромной площади, примыкая к колоннам старого здания таможни, стояли кабинки для менее серьезной публики и детей. В них можно было познакомиться с диорамой древних времен, посмотреть двуглавых телят, ожившие человеческие скелеты, восточных фокусников, доисторических животных, заклинателей змей из Багдада, послушать предсказателей будущего, полюбоваться живыми куклами, красочными картинами волшебного фонаря, увидеть косматых слонов, размером не больше собаки. Я вспомнил детство, когда мы с сестрой слонялись вокруг этих притягивающих нас кабинок. Особый восторг вызывали у нас волшебные спектакли с панорамами кораблекрушений, сценками из жизни знати и величественные декорации. Ничего не изменилось. Все это по-прежнему можно было увидеть на площади.

Необычным сегодня было лишь то, что был первый четверг месяца, с незапамятных времен — день заседаний Высшего Совета Малайсии. Меня не интересовали дела этих седоголовых, но старики проявляли интерес. Я слышал, как они о чем-то судачили в связи с заседанием Совета.

Епископ Гондейл IX публично благословлял Совет, но содержание проходящих дискуссий хранилось в тайне. Решения никогда не объявлялись — их можно было лишь угадать, узнав, кто на этот раз исчез в необъятных темницах дворца Феттер, чтобы быть там повешенным, либо наблюдая за публичной казнью через отсечение головы возле собора на площади св. Марко среди бронзовых статуй слюнтяя Деспорта. А еще исчезнувший мог объявиться в том или ином квартале города в виде груды обезображенного мяса, или же его вылавливали в водоворотах реки с обгрызанным щуками ртом. Если Совет считал необходимым избавиться от некоторых граждан, значит, они были смутьянами, и я с радостью узнавал, что все сработано так хорошо к удовольствию наших граждан. Вечная обязанность Высшего Совета заключалась в защите Малайсии от перемен.

Во рту у себя я обнаружил волосок. Когда я пытался вытащить его, то увидел, что он золотистый и вьющийся. В конце концов Высший Совет мог утопить в канале всех своих граждан, лишь бы мне удавалось временами приблизиться к Ла Сингле, чтобы попастись на ее прелестных бугорках.

Торговцы за прилавками были сдержанны и молчаливы, прекрасно зная о сети доносчиков, которая помогала сохранять мир в Малайсии. Но самые болтливые все же рассказали мне, что Совет, возможно, будет обсуждать ситуацию с водородным шаром Гойтолы, чтобы принять решение относительно судьбы данного изобретения. Никто не понимал принцип действия этой новой машины, но магическое свойство фразы «Водородный шар Гойтолы» придавало изобретению определенную подъемную силу, по крайней мере, в тавернах. В действительности же пока никто ничего не знал, именно Совет должен был вынести окончательный вердикт по этому вопросу.