Игорь Гетманский - Цена бессмертия (сборник)

— А что стоит над всем этим?

Макс Грипп печально улыбнулся:

— Душа человеческая, молодой человек. Мы все время забываем про нее. А именно она определяет и нашу личность, и наши поступки, и судьбу… — Он вопросительно посмотрел на меня, но я ничего не сказал. — Вы можете утверждать, что о душе пока достоверно никому и ничего не известно, все соображения о ней оставлены на усмотрение слепой веры. Я соглашусь с вами, но скажу: даже если мы откинем соображения о душе, то не можем не учитывать ментального поля человека. Его–то в нашей лаборатории изучили хорошо, хотя до сих пор мы не можем понять его природу. Зато знаем точно, что наши мораль, этика, наша гуманная разумность лежат в этом поле. И если мы создаем человеческий мозг, не направляемый и сохраняемый этим полем, он работает некорректно. Нестабильно — отсюда неврозы. Негуманно — отсюда эмоциональная тупость и потенциальная жестокость.

— Ничего себе… — обескураженно проговорил я. — И вы не нашли никакого решения?

— Пока нет, но я его уже вижу… — Макс Грипп собрался продолжить размышления, но я прервал его. Потому что именно сейчас в полной мере осознал всю мрачность электронного преображения Грегори Рута.

— Подождите–подождите! — воскликнул я. — Так вы хотите сказать, что Грегори Рут, зная все то, о чем вы рассказали… — Я замолчал: Грипп знаком остановил меня и со скорбным видом закивал головой:

— Он прекрасно знал, на что идет. Он знал, что его электронная копия будет представлять собой… нечто темное, обуреваемое маниями, навязчивостями и страстями. Он знал, что скорее всего будет деградировать. Но он также знал, что получит такие возможности функционирования, о которых не мог и мечтать. Подумайте сами: он бессмертен и практически неуязвим, он может изготавливать бесчисленное количество своих копий, перемещаться по Сети, все подключенные к ней компьютеры — его. Их периферия — видеокамеры, микрофоны, динамики, то есть его глаза, уши, голос — в его безраздельном пользовании… Он наблюдает и подсматривает, слушает и подслушивает, путешествует с узла на узел, с планеты на планету. Его не мучит сенсорный голод. В ГКС для него нет невозможного. Я уверен, что он оснастил копию своей личности всеми возможными сетевыми программными продуктами, в том числе и нелегальными. Но последнее — ерунда, ненужное: Рут создает нужные ему продукты сам. У него — кроссплатформенный компилятор, дебаггер, он может написать любую программу, будь то браузер или почтовый клиент, мощнейший инструмент взлома защиты операционных серверных систем или программа подбора паролей… Да что говорить! — Грипп махнул рукой. — Для него киберпространство — бесконечный мир, состоящий из бесчисленного количества доступных ценностей. Его возможности самосовершенствования и творческих поисков колоссальны. Он может получить любую — понимаете, любую! — информацию невообразимо гигантского объема и легко обработать, понять, запомнить, применить ее в действии, создать нечто новое…

Макс Грипп сорвал с носа очки и стал сильно тереть переносицу:

— Мы хотели создать бессмертную цивилизацию Е–существ. Счастливую, могущественную расу, которая будет сотрудничать с людьми, помогать им в нелегком деле продвижения по пути прогресса. Эта раса должна была пополняться теми, кто перед смертью пожелал бы обрести электронное бессмертие и иную, фантастическую виртуальную судьбу. Боже, Дэниел, как мы — Рут и я — мечтали об этом! Не наша вина, что перед нами возникли трудности, кажущиеся непреодолимыми. И не его вина, что он не нашел в себе силы умереть, имея в руках инструмент, который мог подарить ему бессмертие и могущество. Это его беда. Рано! Слишком рано! Он обрел вторую жизнь, но при этом продал душу дьяволу. И теперь вместо того, чтобы счастливо созидать будущее и познавать бесконечность, гоняется за земным журналистом Дэниелом Рочерсом с одной безумной идеей — покончить с ним!

— Но почему?! — вскричал я.

— А разве вы еще не поняли? — нарочито спокойно спросил Макс Грипп. — Болезненная, необоснованная ревность — одна из разновидностей невротических расстройств психики. Рут — тяжелый невротик, и он просто ревнует вас к своей жене. Вы же, Рочерс, — извините меня за то, что я обсуждаю вашу личную жизнь, — были близки с мисс Ньюмен. Я знаю это потому, что Рут рассказывал мне об этом…

— Да, это так, — ответил я. — В тот период я знал, что люблю ее. Но мы не виделись с тех пор, как она вышла замуж.

— Не надо оправдываться. Рута не интересовала чистота ваших чувств, так же как не интересовали его и вы сами. И он, насколько я понял, нисколько не сомневался в верности жены. Дело не в этом. Для него был важен факт былых интимных отношений своей жены и Дэниела Рочерса. Он ревновал Лотту к прошлому. Я знаю это точно, потому что мы провели вместе не один год, стали почти друзьями, Рут был довольно откровенен со мной… Иногда, выпив после ночных бдений в лаборатории по паре коньяка, мы заговаривали о личных проблемах. И он как–то признался мне в этой ревности. Она казалась ему странной и нелогичной, но он ничего не мог с собой поделать… Правда, беспокоило это чувство его не сильно и досаждало только в периоды сильного утомления.

— Он что же… Ему не давало покоя то, что Лотта была близка с другими мужчинами до него? — изумленно спросил я.

— Ну да.

— Но разве к прошлому можно ревновать? Это же бессмысленное и неснимаемое противоречие!

Макс Грипп оживленно протянул ко мне руку:

— Вот–вот! А разве болезненная необходимость невротика посчитать все фонари, мимо которых он проходит, не бессмыслица? И разве можно снять это противоречие — убрать фонари с улицы?

Я задумчиво почесал затылок:

— Но, как я понял, Рут все–таки решил их убрать…

— Да. Е–существо Грегори Рута получило в наследство от своего прототипа навязчивую ревность к прошлому Лотты Ньюмен. Очевидно, что эта ревность в сознании электронного Рута усилилась многократно, стала невыносимой. И он принял решение — убрать фонари, чтобы нечего было считать. Убить вас — это кажется ему наилучшим.

— Если так, то для него логичнее было бы убить Лотту… — растерянно пробормотал я. И понял, что ответил на вопрос, почему Рут вчера ночью в своей лаборатории пытался отправить в пустоту не только меня, но и свою жену… И с ужасом осознал, что Лотта столь же беззащитна перед угрозой смерти, как и Глэдис перед угрозой похищения. Боже, все последние два часа, пока я добирался до автосервиса, а оттуда — до Гриппа, я размышлял о покушении Рута на себя и на Глэдис. То соображение, что Рут может угрожать жизни Лотты, жило во мне только слабым предположением. Но теперь оно обратилось в неколебимую уверенность.