Игорь Гетманский - Цена бессмертия (сборник)

Значит, Лотта весь последний год жила в доме мужа, и Рут организовал в нем рабочее место…

— В подвале? — спросил я.

— Что? — не поняла Лотта.

— Я спрашиваю, его лаборатория находится в подвале вашего дома?

— Он не любит слово «подвал», — ответила Лотта. — Он называет его помещениями нулевого уровня.

Я представил себе одержимого работой Грегори Рута, который сидит ночами в «помещениях нулевого уровня» собственного особняка, а утром целует Лотту, выпивает чашечку кофе, садится в машину и уезжает в БЗС. И так — изо дня в день, из месяца в месяц, целый год… Ну, может быть, иногда Лотта и он выбирались в гости через улицу, чтобы провести вечер в компании семьи коллеги Рута…

И она не знает, где его искать?!

Пора, сказал я себе. Пора переходить к главному, она уже совсем успокоилась. Я поерзал на стуле, а потом подался к ней и тихо спросил:

— Он не вернулся с работы, да, Лоттик?

Она как будто споткнулась, дернула головой, каштановая челка упала на глаза, а рука с чашкой мелко задрожала. Кофе пролился на стол.

Тайм–аут, который я ей дал для того, чтобы прийти в себя, закончился.

Она подняла на меня испуганный взгляд своих удивительных бирюзовых глаз. В них застыли слезы.

— Да, — машинально прошептала она. — С работы…

Я осторожно взял из ее руки чашку и поставил на стол.

— С какой работы, Лотта? Пожалуйста, милая, не волнуйся… С какой работы? Он не вернулся из БЗС? Или из помещений нулевого уровня?

— Из подвала, — неожиданно ответила она словами, которые Грегори Рут употреблять и слышать не любил.

— Так, хорошо, — успокаивающе проговорил я. — Отлично, Лоттик. Так что же ты волнуешься, милая? Он, наверно, все еще там, просто не выходит, устал, отдыхает… Он давно пропал?

— Три дня назад, — так же машинально ответила она, глядя на меня немигающими глазами и не шевелясь. Она была бледна как смерть.

— Три дня — не такой большой срок, — спокойно молвил я, глядя прямо в ее расширенные от страха глаза. — Человек, если он сильно устал, вполне может проспать и трое суток… Ведь так?

— Да, — кивнула она и судорожно сглотнула. Но глаза ее остались все так же широко распахнутыми и неподвижно уставленными на меня.

— Так поедем сейчас в твой дом, разбудим мужа и выведем его из подвала. Ведь ты просто боишься разбудить его. Так?

— Он не спит, — ответила Лотта. — Я слышала.

— Да? Так почему он не выходит?

— Потому что это не он, — страшным шепотом сказала она.

И наконец, в первый раз за вечер, моргнула. А потом закрыла лицо руками и бурно разрыдалась.

Я оторопело откинулся на спинку стула. Лотта уронила руки на стол и уткнулась лицом в рукава плаща. Ее узкие плечи сотрясались от рыданий.

— Это не он! — еще раз почти вскрикнула она и зарыдала еще громче. Я встревоженно посмотрел по сторонам. На нас подозрительно оглядывались посетители кафе. Я дал знак бармену принести воды и склонился над Лоттой, гладя ее по волосам.

— Лоттик…

— Ты не знаешь, Дэнни!.. Ты не знаешь! — всхлипывала она. — Он… Мне страшно!..

Бармен поставил перед Лоттой стакан с водой. На мясистом лице здоровяка отразилось сочувствие.

— Выпейте, мисс, — прогудел он и откровенно враждебно покосился на меня. Парень возомнил, что я стал причиной расстройства симпатичной девушки. И, судя по его виду, был готов вступиться за прелестную мисс. Я не собирался разубеждать его в своей невиновности, хотя именно сейчас никакие силовые разборки мне были не нужны. Здоровяк стоял, явно выжидая, что я скажу ему что–нибудь такое, что даст возможность съездить мне по физиономии. Я не обращал на него внимания. Парень разочарованно крякнул и удалился за стойку.

Лотта взяла стакан и, стуча зубами о стекло, сделала два глотка. Они подействовали благотворно. Слезы перестали литься, она судорожно вздохнула, вытерла опухшее лицо салфеткой и продолжала говорить:

— Мне просто было страшно рассказать тебе об этом сразу, Дэн… Если бы ты видел, ты смог бы меня понять…

Я понял пока другое: что плотина прорвана, она собирается мне рассказать все как есть. Боже, она заговорила о сути дела, я добился своего! Теперь надо было только прекратить истерику.

— Лотта, — намеренно строго прервал ее я, — если ты решила рассказать все начистоту, то говори тише. На нас смотрят. И излагай внятно, иначе я ничего не пойму — кроме того, что ты испугана до смерти.

— Я понимаю, да… — еще раз всхлипнула она и с усилием заговорила тише и ровнее: — Он заболел месяц назад, Дэн. После того как вернулся из командировки на кибернетический завод. Он там пробыл довольно долго, почти две недели, прилетел весь измученный, он очень плохо переносит гиперпространственные перелеты…

— Так он был командирован на другую планету? — спросил я. Почему–то мне казалось, что работы по созданию Е–существ должны вестись только на Земле.

— На Рамзес–2, — ответила Лотта. Я нахмурился, вспоминая, не слышал ли такое название раньше. — Не мучайся, о Рамзесах широким кругам неизвестно. Это три планеты, специально зарезервированные БЗС под строительство военных баз и заводов, о них знают только специалисты.

— Ясно, — пробормотал я. — Чем он заболел?

— Если бы я знала! — горестно воскликнула она. — Сначала я думала, что это обычная дорожная усталость — Рут восстановит силы после перелета и придет в норму. Но на следующий день он выглядел как больной сильной простудой. Насморк, опухшее горло, головная боль. Он позвонил Максу Гриппу и оповестил о болезни. Грипп прислал ему своего личного врача. Тот ничего страшного не нашел, сделал какие–то инъекции, оставил лекарства и обещал зайти через три дня. И Грегу действительно стало лучше, он вышел на работу…

— В БЗС? — на всякий случай уточнил я.

— Да, да, — раздраженно ответила Лотта. — Не перебивай. — Теперь лицо ее горело лихорадочным румянцем, глаза бегали, она говорила торопливо и быстро. — Знаешь, Дэн, есть такой тип поганок, которые, если их съесть, убивают не сразу, а в течение двух недель. Отравление ими дает такой анамнез: сначала — классическая картина резкой интоксикации, рвота и понос, потом — видимое улучшение, человек чувствует себя более или менее хорошо. Встает с постели, работает, хотя состояние — температура, общее самочувствие, пульс — лабильно, неустойчиво. Но это списывается на последствия отравления. К врачу больной не обращается. И дней через десять–двенадцать отдает концы. Потому что яд этих поганок не выводится из организма, а за две недели незаметно, почти безболезненно разрушает почки и печень.

— Ты отвлекаешься, Лотта, — сказал я. — Зачем ты мне это рассказываешь?

— Затем, — блеснула она глазами, — что с Грегом происходило то же самое. Он не простудился на Рамзесе–2. А отравился там. И когда вернулся, пережил первую реакцию своего организма на это отравление. Выражалась она в виде сильной формы гриппа или острого респираторного заболевания. А потом наступило улучшение… Понимаешь, о чем я говорю?