Джек Вэнс - Труллион. (Аластор 2262)

«Прутаншир — язва, позорящая Труллион и все скопление Аластор! — холодно произнес Акадий. — Коннатиг должен запретить варварские пытки».

Шерматц погладил безукоризненно выбритый подбородок: «В том, что вы говорите, есть определенный смысл. Тем не менее, коннатиг старается, по возможности, не нарушать местные традиции».

«Палка о двух концах! Мы полагаемся на его способность принимать мудрые решения. Фаншеров можно любить или не любить, но они, по меньшей мере, презирают прутаншир и, будь их воля, запретили бы его. Хотя бы поэтому я предпочел бы видеть в фаншерах новую влиятельную силу, способную оказывать давление на правительство».

«Не сомневаюсь, что они заодно запретят и хуссейд», — заметил Глиннес.

«Вовсе нет! — набычился Акадий. — Фаншеры безразличны к спорту. Хуссейд для них — бессмысленное времяпровождение, не более того».

«Ханжи, брезгливо отвергающие радости жизни!» — напирал Глиннес.

«По сравнению с их трефлевыми родителями кто угодно покажется блюстителем нравственности!» — не сдавался ментор.

«Вы, несомненно, правы, — примирительно вмешался Шерматц. — Не забывайте, однако, что экстремистские концепции нередко провоцируют противодействие».

«Именно это и произошло на Труллионе! — торжествовал Акадий. — Я уже обращал ваше внимание на тот факт, что идиллическая атмосфера обманчива».

Кабинет озарился сполохом мертвенного света, более продолжительным, чем отблеск зарницы — тени успели переместиться. Озабоченно хмыкнув, Акадий подскочил к окну, за ним поднялся и Глиннес. Они увидели огромную прогулочную яхту, медленно бороздившую Млатозвонную заводь. Луч мощного прожектора, установленного на мачте, шарил по берегу и время от времени скользил по окнам усадьбы.

Акадий произнес почтительно-удивленно: «По-моему, это «Скопея» — яхта лорда Рианли. Что он делает в Млатозвонной заводи, хотел бы я знать?»

От яхты отделилась шлюпка, направившаяся к причалу Акадия. В то же время яхта громогласно прогудела троекратный вызов, заставив дрожать бокалы на столешнице ментора. Что-то бормоча себе под нос, Акадий выбежал из дома.

Риль Шерматц прохаживался по кабинету, разглядывая сувениры, антикварные безделушки и редкости, беспорядочно расставленные Акадием на камине, на книжных полках и столах. В отдельном застекленном шкафу хранилась коллекция небольших портретных бюстов, изображавших замечательных людей, тем или иным образом сыгравших выдающуюся роль в истории скопления Аластор — филологов, ученых, военачальников, мыслителей, поэтов, музыкантов. Нижнюю полку ментор отвел внушительному собранию скульптурных портретов знаменитых преступников, злодеев и разрушителей.

«Любопытно! — заметил Риль Шерматц. — Несмотря на разнообразие и древность многочисленных цивилизаций, предшествовавших нашей, история Аластора богата преданиями и свершениями».

Глиннес указал на один из бюстов: «А вот и Акадий собственной персоной! Он ставит себя на одну доску с бессмертными».

Шерматц усмехнулся: «Хозяин коллекции вправе выбирать экспонаты по своему усмотрению».

Снова подойдя к окну, Глиннес увидел, что шлюпка уже возвращалась к яхте. Через несколько секунд вернулся Акадий — лицо его приобрело пепельно-серый оттенок, волосы налипли на вспотевший лоб.

«Что с вами? — подивился Глиннес. — Вы побледнели, словно призрак».

«Лорд Рианли! — выдавил ментор. — Отец заложника, лорда Эрзан-Рианли. Требует вернуть сто тысяч озолей».

Глиннес ничего не понимал: «Он что, решил сгноить сына у пиратов на каторге?»

Акадий подошел к нише, где стоял отключенный телефон, и включил аппарат. Повернувшись к Шерматцу и Глиннесу, он сказал: «Убежище Бандолио обнаружено и уничтожено Покровом. Сагмондо Бандолио арестован. Все его люди, оставшиеся в живых, уже за решеткой. Захвачены все его звездолеты. Заложники, увезенные старментерами из Вельгена — и многие другие — освобождены».

«Превосходные вести! — Глиннес недоумевал. — Что вас так убивает?»

«Сегодня, во второй половине дня, я отдал деньги посыльному. Тридцать миллионов озолей как в воду канули».

Глиннес подвел дрожащего Акадия к креслу: «Сядьте, выпейте вина». Бросив быстрый взгляд на Риля Шерматца, погруженного в созерцание пламени, догоравшего в камине, Глиннес спросил: «Каким образом вы передали деньги?»

«Отдал посыльному — ты сам его ко мне направил. Посыльный предъявил условный знак. Я вручил ему пакет, он ушел. Вот и все».

«Вы знаете посыльного?»

«Никогда его раньше не видел», — к Акадию возвращалась обычная сообразительность. Он уставился на Глиннеса: «А ты почему спрашиваешь?»

«Как почему? Пропали тридцать миллионов!»

«О том, что старментеры арестованы, все знали уже в полдень! Каждый, кому не лень, пытался мне позвонить. А ты ничего не слышал?»

«Я работал в саду, и к телефону даже не подходил».

«Деньги принадлежат тем, кто уплатил выкуп», — строго сказал Акадий.

«Бесспорно. Но тот, кто найдет тридцать миллионов, имеет право на существенное вознаграждение, не так ли?»

«И ты туда же, — проворчал ментор. — Ни стыда, ни совести!»

Задребезжал телефон. Акадий испуганно вздрогнул и бросился к экрану, натыкаясь на мебель. Через минуту он вернулся: «Лорд Гигакс тоже требует, чтобы ему вернули сто тысяч. Я объяснил, что деньги уже переданы — он мне не верит. Гигакс настаивает, употребил даже прямо-таки оскорбительные выражения».

Из ниши в стене опять раздался хриплый звон. Глиннес поднялся на ноги: «Вам предстоит хлопотный вечер».

«Ты уходишь?» — жалобно спросил Акадий.

«Да. На вашем месте я снова выключил бы телефон». Глиннес поклонился Рилю Шерматцу: «Очень рад был с вами познакомиться».

Поспешно спустившись к причалу, Глиннес спрыгнул в лодку и помчался по воде — через Млатозвонную заводь, под Верлетским мостом, по Медуничной протоке. Впереди показалась дюжина тусклых огней — Зауркаш. Выключив пульсор у пристани, Глиннес пришвартовал лодку и выскочил на берег. Городок спал — только рядом, в таверне «Заколдованный линь», еще слышались приглушенные голоса, раздавались взрывы смеха. Глиннес прошел по набережной к пункту проката лодок. Бледно освещенные фонарем, у причала дремали ялики. Заглянув в дверь конторы, Глиннес никого не нашел, хотя лампа на столе Харрада-младшего еще горела. Один из выпивох, сидевших в беседке таверны, поднялся на ноги и побрел к причалу — не кто иной, как Харрад-младший: «Да, милостивый государь, чем могу служить? Если нужно отремонтировать лодку, придется подождать до завтра... А, сквайр Хульден! Простите, я вас не узнал, уже темно».

«Ничего, ничего, — отозвался Глиннес. — Сегодня я видел в одном из твоих яликов молодого человека, неплохо играющего в хуссейд — хотел бы его найти. Не помнишь, как его зовут?»