Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая

Несложно было догадаться, что появление в этих местах Петровича, сумевшего вложить в дело известную денежную сумму, за неполный сезон преобразило хозяйство. Удалось раздобыть подержанные трактора и поднять в общей сложности порядка тысячи гектаров, засеяв, помимо томатов, кормовыми травами и поздними яровыми. Продажи выращенного стали с первых же недель проносить невиданные для здешних мест результаты, поскольку “вопросы торговли” Петрович “порешал” одними из первых.

Вскоре в вымершем хуторе затеплилась жизнь - появился Шамиль с семьёй, получивший от Петровича назначение заведовать мехдвором, а жена Шамиля положила начало животноводческому направлению, заведя для начала трёх коров, пять баранов и тридцать овцематок. За лето удалось отремонтировать подъездную дорогу, вычистить колодцы, поправить базы и выкосить двухметровый бурьян, напоминавший о долгих годах запустения.

— Думаю, что если так пойдёт, то чеченцы и прочие кавказцы скоро сделаются новым российским казачеством,— не без гордости поведал Петрович Алексею, когда Шамиль, вскочив на коня, ускакал проведать стадо.— С одной стороны, они прирождённые воины, с другой - пускай по-своему, но любят землю и умеют работать. А те, кто здесь именует себя коренными казаками, через одного - бандиты или пьяницы. Да ещё и в квартирах предпочитают жить. А разве может казак жить не на земле?

— Может, не может - не знаю,— ответил Алексей без энтузиазма.— Но ещё у кого-то из дореволюционных авторов я читал, что настоящего чеченца определяют два глубинных чувства. Первое чувство - это желание отомстить России и взять реванш за Кавказскую войну. Второе - желание заниматься воинским ремеслом и стяжать личную славу, пусть даже на службе у всё той же России. Первое желание трудноистребимо, однако когда второе превалирует, то на Кавказе воцаряется мир, и наоборот. Очень тяжёлая схема для национальных отношений, как мне представляется. Нужно ли такое казачество?

— А прежнее что - будто было лучше?— взвился Петрович.— Ты у Шолохова почитай: они же считали себя отдельным народом! Здесь, на Дону,- мы, казаки, мол, а там, у Воронежа,- мужики, “вонючая Русь”. Ну а за Таганрогом - так там вообще хохлы, которых даже за людей считать не полагалось. Тем не менее те казаки Руси служило исправно. И эти послужат.

— А ты не боишься, что если так пойдёт, то и Руси-то скоро не останется?— не желал соглашаться Алексей.

Ответ Петровича был скор и поразил Алексея своей необычностью, которая свидетельствовала, что родился он отнюдь не в пылу разговора.

— А давай-ка так рассуждать: что есть Россия? Территория, где просто живут обыватели, которым надо сытно есть и сладко спать? Нет. Вся наша неухоженная и дикая земля становится Россией только тогда, когда у людей появляется мечта - ты же сам когда-то об этом тост произносил! Причём мечта не просто нажраться завтра лучше сегодняшнего, подстричь газон английский или покрасить палисад, а совершить здесь что-то стоящее и великое. Вот у тебя, положим, была мечта получить кучу денег, чтобы раздать людям. И Шамиль, как мне кажется, поднялся над своими чеченскими принципами - ненавидеть или воевать. Он желает стать сверхчеловеком.

— В какой смысле?

— Не в том, конечно, чтобы взять в руки автомат и заставить всех трепетать. Он хочет, чтобы благополучие его семьи зависело исключительно от его собственного труда, причём труда полностью свободного и подотчётного лишь ему самому. Он не хочет ни винтиком работать на заводе, ни идти бойцом в чеченскую банду, которых здесь - пруд пруди. Хочет производить всё сам, и сам за свой труд всё иметь. Ну и постоять за себя, если потребуется.

— Это старая утопия - жить исключительно собственным трудом. Если помнишь - ещё Рейхан с фон Кольбом в вагоне о том же спорили, Борис вроде бы собирался оставить тебе его дневник почитать? Но в сегодняшнем мире так жить нельзя.

— Полностью нельзя, но отчасти - можно. Ныне ведь у людей такая техника, что раньше даже не снилось, может сама работать! Крестьянский труд становится всё более похожим на труд инженера и отчасти учёного, требует знаний и культуры. И у Шамиля есть совершенно чёткое понимание этих моментов. Сам он, правда, сетует, что не хватает знаний, но зато очень сильно рассчитывает на сына. Так что вот такая у них интересная и, похоже, правильная мечта.

— А у тебя у самого мечта какая?

— Альмадон.

— Что такое - Альмадон?

— Альма - это по-татарски “яблоко”, Дон - это и река наша, и ещё поток - поток и воды, и времени на каком-то древнем языке.

— Кажется, на скифо-сарматском.

— С профессорами не спорю! Так вот, Альмадоном здесь в прежние времена называлась небольшая балочка, в которой росли потрясающие медовые яблоки, иные размером с мяч. Я задумал сделать здесь большой, огромный Альмадон, целые долины садов: яблони, вишни, даже персик и ещё - хурма с виноградом… Условия ведь подходящие - с северо-востока наше место прикрыто холмами, так что сады зимой не вымерзнут, ну а солнце - сам видишь. Нужно только воду подвести - где полив малообъёмный, где капельный, а где-то устроим гидропонику. И всю эту красоту, Алексей, мы сможем создать, поднять и обслуживать своими руками, точнее - с помощью машин и автоматики, которыми будем управлять. Не надо будет везти сюда несчастных работяг, которые за краюшку хлеба будут только завидовать и проклинать чужую для них красоту.

— Но в таком случае эти работяги останутся без заработка и начнут умирать с голода…

— Зачем? Разве у нас в России мало земли? Земли - не объять, знания доступны, техника и машины на глазах дешевеют год от года - чего же работягам твоим ещё надо? Пусть смотрят, думают и идут, кто хочет, моим путём. Со временем в стране у нас будут сотни, тысячи, миллионы таких же альмадонов! Расцветёт Россия, словно весенний сад, а?

— Может быть,— улыбнулся Алексей.— Жаль только одного: не смогу помочь деньгами в твоём замысле. Свою карточку с миллиардами я отдал Фуртумову, чтобы тот отпустил Олесю, и миллиарды сгорели. Глупо как-то…

— А чего тут глупого? Человеческая жизнь, по-твоему, стоит меньше?

— Ну не пятнадцать же миллиардов долларов! Представляешь, что здесь можно было бы за такие деньжищи сотворить?

— Мы и так сотворим. Пусть чуть дольше, зато священная человеческая жизнь останется неприкосновенной. Ведь эти все миллиарды твои - лишь иллюзия богатства! Ну, положим, построишь ты на них нечто, а кто-то другой возьмёт - да и подгонит всего лишь один артиллерийский дивизионный полк по штату одна тысяча девятьсот сорокового года, в котором тридцать шесть гаубичных стволов с практической скорострельностью пять выстрелов, то есть две тысячи снарядов за десять минут,- и всё, нету миллиардов! Один пшик! А жизнь, Лёша, здоровая и умная человеческая жизнь, если её специально не обрывать, создаст и возобновит любые богатства мира!