Амит Залуцкий - Трое в одном

И, кивнув на прощанье сразу всем, профессор закрыл дверь.

Ничего определённого не узнала Лена и на следующий день. Дежурный хирург коротко сообщил девушке, что больной жив и находится в состоянии глубокого сна.

По его значительному тону Лена поняла, что это была необычайная операция. Но рассказать о подробностях дежурный врач решительно отказался, дав понять, что это дело профессора Орлова и что девушке нужно обратиться непосредственно к нему.

Лена была в отчаянии. Она разыскала Асылбека и попросила его помочь ей увидеться с Александром Ивановичем.

Но юноша только смущённо развёл руками.

— Я звонил дедушке несколько раз. Он очень занят и не желает разговаривать на эту тему. Но завтра он, конечно, приедет домой. Приходи прямо к нам.

Профессор вернулся домой только на третий день к вечеру. Он казался очень утомлённым, но тем не менее необычайно довольным и даже торжествующим.

На диване сидела осунувшаяся за последние дни Лена. Асылбек молча расхаживал из угла в угол. При появлении профессора девушка поднялась и поздоровалась.

Асылбек спросил:

— Как себя чувствует Борис?

Орлов уселся в своё кресло и с довольным видом потёр руки…

— Пока всё в порядке. Будем надеяться, что твой бывший приятель хорошо перенесёт все последствия этой сложной и необычайной операции.

— Бывший приятель? — озадаченно переспросил Асылбек. — Почему же бывший?

Профессор несколько смешался и быстро взглянул на Лену. Девушка жадно ловила каждое слово Александра Ивановича.

— Не придирайся к выражениям, Асыл, — с лёгким смущением ответил Орлов. — Просто я хочу сказать, что операция так повлияла на него, что он…

Он замялся и неловко пошутил:

— …ну, что ты можешь перестать ему нравиться.

— Этого не может быть! — запальчиво сказал Асылбек. — Я слишком хорошо знаю Борьку.

Профессор не ответил и лишь слегка пожал плечами. Его замешательство не ускользнуло от пытливого взгляда Лены.

— Александр Иванович, — тихо, но твёрдо попросила девушка. — Скажите, пожалуйста, что с Борисом?

— Я вам уже говорил, — мягко ответил Орлов, — операция прошла успешно. Он чувствует себя хорошо.

— Когда я могу увидеть его?

— Я бы вам не советовал видеться с ним сейчас. Придётся пока отложить свидание.

— Почему? — встревоженно спросила Лена и, инстинктивно почувствовав что-то неладное, умоляюще сказала: — Александр Иванович, я вас очень прошу… Очень… Если что-нибудь нехорошо — будьте со мной откровенны. Не скрывайте от меня ничего, прошу вас.

В голосе девушки было столько мольбы и в то же время столько решительности, что профессор заколебался.

Сдвинув седые, лохматые брови, он с минуту внимательно смотрел на девушку, видимо, что-то обдумывая.

Лена ждала.

— Вы зря волнуетесь, — наконец сказал он. — Ничего страшного. И если уж вы хотите видеть больного, то я, пожалуй, разрешу вам сделать это…

— Когда? — быстро спросила Лена.

— Ну, хотя бы дней через десять.

— Боже мой! — тоскливо проговорила девушка. — Десять дней!

— Не раньше. Он получил тяжёлое ранение. Нарушены функции головного мозга. Они постепенно восстанавливаются. Но именно постепенно. Говорить, например, он начнёт не скоро. А как только начнёт, я обязательно дам вам возможность увидеться. Но только с одним условием…

— С каким?

— Вы не должны задавать ему никаких вопросов. И не должны удивляться всему, что он будет вам говорить.

— Я вас не понимаю, — растерянно сказала девушка.

— Видите ли, — подумав, ответил Орлов, — он был ранен в голову. Такое ранение часто нарушает нормальную работу мозга.

— Он сошёл с ума? — побледнев, воскликнула Лена и сжала руки.

— Не знаю, — уклончиво ответил Александр Иванович. — Всё может быть… Но будем надеяться, что всё обойдётся. Главное для больного — покой…

Больного поместили в отдельной палате. Ни один звук не проникал в это изолированное помещение. Кроме койки, тумбочки и двух стульев, здесь ничего не было. Единственное небольшое окно с двойной рамой находилось высоко над кроватью и было занавешено марлевой шторкой. В стене, над изголовьем, помещался небольшой шкафчик, куда обычно убирались различные приборы, по которым следили за состоянием больного.

Круглые сутки у постели сидела дежурная сестра. Орлов в эти дни почти не появлялся дома. Он даже ночевал в своём кабинете, на жёсткой клеенчатой кушетке.

Подолгу не уходил из клиники и Акбар.

Больной непрерывно спал. Сон поддерживали искусственно. По мнению профессора, этот длительный глубокий сон был лучшим лекарством после необычайно сложной операции.

Прошло несколько дней.

Однажды, продиктовав Акбару показания приборов, которые отмечали состояние пациента, Александр Иванович тихо сказал:

— Кажется, достаточно. Показания хорошие. Теперь попробуем разбудить.

— Не рано ли? — усомнился Акбар.

Орлов отрицательно покачал головой.

Впрочем, Акбару тоже не терпелось увидеть больного бодрствующим. Ему не меньше профессора хотелось узнать, чей неведомый мозг они воскресили в теле Бориса Стропилина.

И сейчас, проверяя аппаратуру, он шутливо сказал Александру Ивановичу:

— Совсем как в сказке. Джин, спрятанный злым чародеем в медном кувшине… Как вы думаете, чей дух сейчас спит в этом теле?

Профессор пожал плечами:

— Выпустим — узнаем…

Разбудить больного решили фарадизацией — воздействием прерывистого тока, которое обычно применяется в качестве средства, раздражающего нервную систему при параличах и других нервных заболеваниях.

Пока Акбар готовил аппаратуру, Александр Иванович неподвижно сидел на стуле, закинув ногу на ногу и обхватив колено ладонями. Он не сводил глаз с больного.

Было заметно, что профессор очень волновался. Крепко переплетённые пальцы больших сильных рук чуть заметно вздрагивали.

Наконец Акбар негромко сказал:

— Готово!

И Орлов так же негромко скомандовал:

— Включайте!

Послышалось мерное гудение аппаратов.

Прошло несколько секунд, и больной слегка шевельнулся. Потом ресницы его дрогнули, и он медленно открыл глаза.

— Вы видите меня? — глухим от волнения голосом спросил профессор, склоняясь над больным.

Тот с удивлением оглядел Орлова, стоящего позади Акбара и, заикаясь, пробормотал что-то невнятное. На его лице отразилось беспокойство и испуг. Повысив голос, он снова попытался что-то сказать, но в обрывающихся, нечленораздельных звуках нельзя было уловить каких-либо слов.

— Не волнуйтесь, — быстро предупредил профессор. — Это естественно, что вы не можете сейчас говорить. Речь к вам вернётся позже. Всему своё время. А пока отвечайте только жестами. Вы хорошо меня слышите?