Амит Залуцкий - Трое в одном

— Это не служитель! Это врач, доктор.

Больной расхохотался.

— Доктор?! Шутить изволите! Да кто ж его доктором сделал? Может, скажете, он Петербургский университет закончил? Ой, не могу! Доктор!…

Но профессор уже спохватился.

— Разговор идёт обо мне, — мягко сказал он. — Я говорю, что недавно приехал. Я никого здесь не знаю. И буду очень рад, если вы мне расскажете обо всём.

Больной добродушно улыбнулся, встал и, щёлкнув стоптанными задниками шлёпанцев, поклонился.

— Тогда давайте знакомиться. М-моя фамилия Кошкин. Б-борис Ефимович К-кошкин. Дворянин. Подпоручик двадцать второго пехотного полка.

Профессор Орлов давно уже научился скрывать свои чувства. Волноваться и громко ахать от удивления можно в восемнадцать лет. А когда тебе восемьдесят…

И всё-таки на этот раз Александру Ивановичу было трудно скрыть своё волнение. Впрочем, если не считать нескольких мало заметных признаков — слегка порозовевшей лысины и по-молодому блеснувших глаз — старый профессор внешне по-прежнему оставался невозмутимым.

Он спокойно выслушал больного и просто ответил:

— А меня зовут Александром Ивановичем.

Подпоручик Кошкин любезно осклабился:

— Надеюсь, вы надолго изволили прибыть в наш полк, господин доктор?… Пардон, не имею чести знать вашего чина и звания…

— Чин — неважно, — торопливо ответил Орлов и спросил: — Сколько же вам лет, Борис Ефимович?

— Двадцать восемь. Служу-с семь лет. Из них два здесь, в Козлове.

— В Козлове?… Ах, да! Это же Мичуринск.

— Простите, — снисходительно поправил Кошкин. — Козлов всегда был Козловым. Кстати, прескверный городишко. Очень жаль, что наш полк попал именно сюда, а не в Тамбов. Надеюсь, командира нашего полка вы уже знаете?

— К сожалению, нет.

— Удивительно! Вы в самом деле, словно с луны свалились, доктор. Полковника Синцова не изволите знать?! Ивана Харитоновича? Это же отец Татьяны Ивановны!

Александр Иванович хитро прищурился и неожиданно спросил:

— Так это значит о Татьяне Ивановне вы рассказывали в своём бреду?

Хитрость профессора удалась: Кошкин покраснел и виновато зашептал:

— В-вы уж т-того… Не извольте к-кому-нибудь рассказать. Полковник Синцов человек суровый, решительный. А у меня, сами понимаете, — карьера…

— Хорошо, хорошо, — перебил Орлов. — Можете быть спокойны: никто из ваших старых знакомых никогда и ничего об этом не узнает.

— В-верю вашему благородному слову! — проникновенно сказал Кошкин. — Надеюсь, вы дворянин?

Орлов улыбнулся:

— Неважно. Так что же с вами случилось?

Больной, поколебавшись, вздохнул и не совсем уверенно проговорил:

— Хорошо-с. Я расскажу вам всё. Д-дело в том, что я люблю Татьяну Ивановну. Я боготворю её! Это изумительная барышня, господин доктор. Надеюсь, когда вы познакомитесь с нею, она очарует вас. Это — божество! Несколько дней назад я даже хотел сделать ей предложение, но не решился, потому что полковник Синцов меня недолюбливает. А тут ещё подвернулся прапорщик Свистунов, родственник графа Свистунова. Может, знаете?

Профессор отрицательно покачал головой.

— И вот, представьте себе, сей прощалыга стал ухаживать за Татьяной Ивановной. Ну, понимаете, отпрыск знатного рода, то сё… Словом, полковник предпочел бы иметь зятем этого Свистунова. Однако Татьяна Ивановна любит меня. Ну, понимаете, со стороны Свистунова ревность, потом, как водится, ссора, вызов. И вот на прошлой неделе мы дрались, господин доктор.

— На прошлой неделе?

— Да. Сколько я у вас тут? Неделю лежу?…

— Примерно…

— Значит, на прошлой.

— А точнее?…

— Как точнее? — не понял Кошкин.

— Какого числа?

— Ах, вам число!… Сейчас… Э-э… — Кошкин поднял глаза к потолку и задумался. — Да, да… Выходит, было одиннадцатого марта.

— Одиннадцатого марта? — осторожно переспросил Александр Иванович. — А какого года?

— Ну, разумеется, этого, — с досадой ответил Кошкин. — Тысяча восемьсот пятьдесят второго. А чему, собственно говоря, вы так удивляетесь?

Но лицо профессора снова стало спокойным.

— Нет, нет, — быстро проговорил он. — Я так… Н-нда… Ну, продолжайте, продолжайте…

Кошкин наморщил лоб.

— На чём, бишь, я остановился? Ах, да! Стало быть, одиннадцатого марта, утречком, мы поехали стреляться. Нас было семеро: я, Свистунов, четверо секундантов и наш полковой лекарь…

— Лекарь?

— Да. Его мы, признаться, еле уговорили поехать. Докторишка у нас паршивенький такой, дуэлей этих самых не любит. Всё больше науками занимается. Чудак. Ей-богу, чудак! Коллекцию собирает: бывало, отрежет у солдата повреждённую руку — и в банку её. Чтоб, значит, не протухла. Дома у него этих банок полным-полно. Чудной докторишка, сами увидите, когда познакомитесь.

Александр Иванович вытер вспотевший лоб и хрипло спросил:

— Как его фамилия?

— Лекаря? Орлов его фамилия.

— Илья Фёдорович?

— Да, Илья Фёдорович. А вы знакомы?

— Нет. Впрочем, пожалуй, да, — растерянно ответил Александр Иванович.

Подпоручик подозрительно взглянул на профессора.

— Полковнику не представились, а с лекарем уже познакомились? Однако вы либерал, как я посмотрю…

Он многозначительно кашлянул и осуждающе покачал головой. Поведение этого хромого, лысого старика ему определённо не нравилось. Странный какой-то доктор… Уж не спятил ли он от слишком большой учёности?… Да и спрашивать нашёл о чём… Год его, видите ли, удивил… В самом деле, словно с луны старикан свалился…

— Чего ж вы молчите? — напомнил профессор. — Продолжайте, пожалуйста.

— Так вот, — нехотя сказал подпоручик Кошкин. — Отмерили двадцать шагов. Первому выпало стрелять мне. Ну, я и выстрелил.

— И промахнулись?

— Кажется, — недовольно признался подпоручик. — А он… Знаете, удивительное дело! Трусом я никогда не был, со страху мне никогда ничего лишнего не казалось, но на этот раз, как теперь вспоминаю, почудилось, что пуля ударила мне прямо в сердце, и я упал…

— А потом? — нетерпеливо спросил Орлов. — Что вы чувствовали потом?

— А потом началась какая-то боль в голове. Как будто бы её сверлили. Ну, я и очнулся. Теперь ничего. Голова, правда, до сих пор немного побаливает. Впрочем, хе-хе, она у меня частенько болит. От спиртного-с…

Кошкин ухмыльнулся, пощупал забинтованную голову и спросил:

— А что всё-таки со мной случилось, господин доктор? Чего вы голову-то перевязали?

— Ничего страшного, — успокоительно сказал Александр Иванович. — Лёгкое ранение, царапина. Вероятно, при падении расшиблись. Это скоро пройдёт. Дня через два-три можно будет снять повязку.

Подпоручик облегчённо вздохнул.

— Ну, это п-пустяки. А я уж, признаться, подумал, как бы чего худшего не вышло. Мне ведь долго болеть нельзя, господин доктор. В п-полк надо возвращаться. Д-долг службы, так сказать…