Сизя Зике - Сахара

- Ну, ты же уже взрослый мальчик, пора бы уже и знать.

Мы объясняем Самуэлю, что с древнейших времен женщины охотно используют для удовлетворения самые различные устройства и даже овощи.

- Ну а в наш технологический век это совершенно нормально, что банан заменяется чем-нибудь более современным.

- И более производительным...

Он глядит на нас, покачивая в отчаянии головой.

- Вы уж простите, господа, что я так скажу, но вы хамы. Банан - это вещь нормальная, он... он натурален. Он э-к-о-л-о-г-и-ч-е-н. А мне вся эта техника уже поперек глотки, я выезжаю. Поищу для себя такое местечко, где любовью до сих пор занимаются естественным образом. Все уже решено. Уезжаю!

- И куда же ты уезжаешь?

- В Африку, Чарли. Ты обязан взять меня в Африку.

- Но ведь это же невозможно. Это слишком тяжело.

Я-то думаю, что его просьба это часть представления, но парень, похоже, разочарован моим отказом и настаивает:

- Я серьезно, Чарли, честное слово. Не найдется ли для меня местечка в твоем конвое?

За его спиной Джеки подает мне знаки, что вопрос и вправду серьезный. Я приглядываюсь к этому высокому, худощавому типу - элегантно одетому и постриженному по самой новейшей моде. Он прекрасно соответствует салонам, шику и всяческим светским приемам; я совершенно не могу представить его в роли авантюриста пустыни, что и пытаюсь объяснить:

- Но ведь это совершенно не то, что ты знаешь. Это дело тяжелое, даже опасное. Это требует физических усилий. Думаешь, что справишься?

- Да. На силача я не похож, но выдержки мне не занимать. Я занимался спортом.

Я колеблюсь. Он замечает это и прибавляет:

- Здесь мне уже нечего делать. Конец! Нужно уехать, чтобы показать малыша под другими небесами.

Подобная аргументация меня убеждает.

- Ладно. Едешь с нами водителем. Грузовик водить умеешь?

- Нет.

- Ничего. Как с правами?

- На легковые.

- Сфотографируйся. Остальное мы устроим.

Самуэль Граповиц счастлив и остаток вечера лучится весельем. Его хохот на всю катушку, совершенно не контролируемый, которому вторит и наш объединенный смех, в конце концов обращает на себя внимание санитара с ночного дежурства. Он вбегает, совершенно злой, но тут же останавливается на пороге, потому что глаза ему режет пелена густого дыма.

- Что это должно значить? Это больница!

Самуэль вскакивает с места - он полностью отуманен травкой и радостью жизни.

- Добро пожаловать. Как здорово, что вы пришли.

Старый хрыч с рожей тюремного надзирателя от изумления теряет способность говорить.

- Вы же у нас специалист в области медицины, поэтому осмелюсь попросить у вас совета по сексуальной проблеме, которая очень серьезно меня беспокоит, честное слово, очень... очень серьезно.

Только санитар ничего не хочет слышать о проблемах с либидо Самуэля Граповица. Обеспокоенный, он отступает за порог и говорит мне, вытянув шею над плечом Самуэля:

- Прошу немедленно прекратить. Вы мешаете больным спать.

- Все в порядке, толстячок, все уже уходят. Самуэль, отвяжись от человека.

***

На следующий день, проснувшись, я принимаю решение. Лично я уже на пути к выздоровлению. Сейчас мне нужно лишь солнце и работу. Так что с больницей покончено. Сообщаю про это Джеки, который приехал, чтобы забрать меня на встречу с кандидатами в шоферы. Он со мной полностью соглашается, после чего мы покидаем клинику. В качестве оплаты оставляю им свой шелковый халат. По-моему, обмен совершенно честный, потому что от них я получал только по полтаблетки "нивакоина" в день.

Единственное, чего мне жаль, то что у меня не было времени заняться моей старой медсестрой, которая сегодня утром поддалась мне окончательно и уже не пыталась избегать моих ласк. Бедняжка, я чувствую себя ужасно виноватым, потому что пробудил в ней давно уснувшие мечтания.

***

Наша штаб-квартира выглядит ужасно серьезно. Директорский стол, металлические шкафы для папок, телефон. Имеется даже суперсовременный телекс. Правда, он служит исключительно для целей эстетики, потому что никуда не подключен. Но я всегда уделял особое внимание визуальным аспектам деятельности. Положив ноги на стол, словно записной директор, окружив себя доверенными сотрудниками, я ожидаю кандидатов в шоферы.

Все трое заходят гуськом и встают передо мной, явно под впечатлением открывшейся им картины. Сохраняя каменное выражение лиц, мы молча приглядываемся к ним, после чего Джеки представляет их мне:

- Джос, Капоне, Индеец.

После этого мы обмениваемся понимающими взглядами.

- Я тебя предупреждал.

Ребята, которых мы берем для работы в конвоях никогда не принадлежат к сливкам общества. Работа такого рода святош не привлекает. Но эти трое и вправду нечто исключительное.

Джос еще выглядит более-менее. Высокий, почти лысый, одет на первый взгляд даже изысканно. Он явно предпочитает английский стиль: пуловер и твид. Зато Индеец из всей троицы вызывает самое неприятное впечатление. Он единственный не приоделся для нынешнего осмотра, если только не считать широкого лазурного цвета галстука, плохо завязанного под воротничком черной рубашки. Прозвище для него придумать было несложно. Это цыган с длинными черными и сальными волосами. В руке он держит черную шляпу с мягкими широкими полями, которая выглядит так, будто ее несколько лет не чистили. Опять же, рожа у него самая разбойничья.

Совершенно не по себе чувствует себя низенький, коренастый, одетый в потертый воскресный костюм Капоне, к которому я сразу же начинаю испытывать симпатию. Раскусил я его немедленно: сильный, наивный, с добрым сердцем. Он не может удержаться от того, чтобы не переступать с ноги на ногу, одновременно вжимая голову в плечи.

- Ладно.

Все трое выпрямляются.

- Джеки все вам объяснил. Вы добровольцы. А теперь расскажите, чем занимались до этого.

Джос открывает рот. Я его тут же перебиваю.

- Мы будем жить и работать вместе два месяца, если не больше. Поэтому хочу услышать правдивую историю, а не ту, которую приготовили заранее.

Подобные типы мне известны. Это мелкие пираты, но по большому счету называть их плохими нельзя. Они не желают ничего иного, как только очутиться под опекой такого человека, который позволит им развернуть крылья.

Джос это просто жиголо. Уже много лет он живет за счет стареющих, уже потасканных жизнью, жаждающих нежности вдовушек с толстыми бумажниками. Ему же далеко за сорок, его личная привлекательность начинает стираться, а при мысли о старухе, которая пользовалась его услугами последние пару лет, ему делается нехорошо. Работа у меня дала бы ему возможность сбежать.

Индеец, низкорослый и насквозь фальшивый, занимается скупкой краденым. Какое-то время он был водителем доставочной машины, но когда он ужрался как свинья и задавил двух человек, у него забрали права.