Федор Ильин - Долина новой жизни (с илл.)

— Например, у саламандры вырастает такой гребень, который можно назвать махровым. То же самое было замечено на других животных различными авторами. Какое громадное влияние имеет половая железа на весь организм, показали наблюдения европейских ученых — Штейнаха, Воронова…

— Вы имеете в виду работы по омоложению? — вставил хозяин.

— Да, да, деятельность желез внутренней секреции, а также всего организма находится в тесной зависимости от состояния половой железы. Физическая и умственная жизнь человека также неразрывно связана с этой железой.

— Я помню интересные картинки, изображающие старых животных до и после пересадки им половой железы от других, молодых животных. Колоссальная разница! — проговорил Висконти.

— Теперь всем понятно, — Христиансен обвел бесцветными глазами свою маленькую аудиторию, — почему Роберт Куинслей старается сделать все, чтобы внести корректив в ошибки, допущенные его отцом. У жителей, выросших в инкубаториях, половая железа не удалялась, но деятельность ее находилась в настолько подавленном состоянии, что можно было говорить почти о полном ее отсутствии. Это сказывалось, прежде всего, на внешности обитателей Долины. Безусые, безбородые, с нерезко выраженными половыми признаками, лишенные энергии — это были не женщины и не мужчины, а какие-то механизмы.

— Управлять ими легко, но руководителей из их среды никогда не могло бы получиться, — заметил Чартней, постукивая папироской о крышку своего золотого портсигара.

Христиансен снова заговорил привычным тоном доктора с пациентами.

— Вещества, которые держали половые железы наших жителей в подавленном состоянии в продолжение всей их жизни, не были безразличными для организма, они нарушали целостность отправления жизненных функций.

— Отравляли организм, — вставил Висконти.

— Совершенно верно, отравляли. Никакие промывания не могут помочь этим людям, так как яды эти продолжают вводить.

— Следовательно, мистер Роберт Куинслей хочет снять тормоз с половой железы у жителей Высокой Долины? — спросил Чартней.

— Да. Но это не все. Железы, пребывающие столь долгое время в угнетенном состоянии, требуют для своего пробуждения какого-то особого стимулятора; таким стимулятором и является эманация радия. С другой стороны, зародыши, вырастающие в инкубаториях, образуются от деятельности желез, выросших вне организма. Мы находим, что поколения людей должны обновляться от желез, развивающихся в живом организме.

— Таким образом, вы идете назад! — воскликнул Мартини. — Макс Куинслей гордился тем, что его народ лишен отрицательных черт, губительных страстей, которые портят жизнь людей в остальном мире. Вы возвращаете вашему народу эти страсти.

Среди наступившей тишины, через открытое настежь широкое окно, в комнату ворвался звук молодого высокого голоса. Кто-то, проходя мимо, пел.

— Вы слышите, страсти просыпаются, — сказал Чартней улыбаясь. — У нас, в Главном Городе, вы не услышите ничего подобного.

— Мы не боимся пробуждения этих страстей, мы будем руководить ими, кроме того, мы не допустим чрезмерного развития их. Во всяком случае, синьор Мартини, это не есть возвращение к старому, мы идем по заветам Вильяма Куинслея, согласно которым должен быть выращен совершенный человек: сильный, здоровый, умный, лишенный пороков, просвещенный, способный перестроить мир своим примером, своим влиянием, а не только силой.

— Глубоко сомневаюсь в вашем успехе, — заметил Чартней.

— Я более сочувствую вашим планам, чем планам Макса Куинслея. Ваши люди будут похожи на всех остальных, населяющих земной шар, и это будет их главное достоинство, — горячо заговорил Мартини. — Но, черт побери, я не понимаю, как вы все это сделаете?

— Вы заметили, синьор Мартини, какая перемена происходит на наших глазах со многими из окружающих нас, хотя бы, например, с Меем? Он стал совершенно другим. — Говоря это, Висконти подсел поближе к собеседнику.

— Он меняется, это верно, но, мне кажется, не к лучшему, а к худшему.

— Нельзя судить по отдельным примерам, я скажу вам точно, математически: производительность труда людей повысилась на пять-десять процентов, и это — без каких-либо особых понуждений, — проговорил Блэкнайт. — Мистер Роберт Куинслей гуманнейший из людей, он раскрепощает миллионы. Разрешите поднять бокал за мистера Роберта Куинслея.

Когда все выпили, Чартней спросил:

— А что думает обо всем этом Макс Куинслей?

Блэкнайт, прежде чем ответить, начал, по обыкновению, поглаживать свою лысую голову. Вошел слуга, возгласил:

— Мистер Роберт Куинслей.

Роберт вошел быстрыми, легкими шагами. Поднявшийся из-за стола Блэкнайт поспешил к нему навстречу.

— Мистер Куинслей, — приветствовал он его, — мы так рады видеть вас здесь, среди ваших непосредственных помощников и ваших почитателей…

Роберт окинул всех присутствующих быстрым взглядом. Лицо его было бледно и выражало решительность.

— Я думал весело провести с вами время, но обстоятельства таковы, что нам надо поговорить о делах.

Все поняли, что случилось что-то серьезное. Хозяин и важный гость продолжали стоять, остальные разместились вокруг стола.

— Я прошу налить мне бокал. Сегодня мне выпал на редкость тяжелый день.

— Прошу вас, — мистер Блэкнайт исполнил желание гостя.

— Вчера мой отец, после перенесенной им болезни, снова взял управление страной в свои руки. Сегодня он потребовал от меня объяснения в том, что происходит в Высокой Долине. Конечно, он все знает, и я никогда не собирался скрывать от него истину. До поры до времени я решил не посвящать его в свои планы. Теперь, когда результаты налицо, я был убежден, что сумею доказать ему правоту моего поведения. В то время, как во всей Долине заболевания и смертность не прекращаются, хотя, правда, они значительно понизились, здесь, в Высокой Долине, люди тех же самых разрядов пользуются полным благоденствием; нет заболеваний, работоспособность их выросла… Я сделал все возможное, чтобы представить моему отцу дело так, как оно есть, и… Роберт налил себе новый бокал и залпом выпил его.

— И что же? — спросил, подавшись вперед, Блэкнайт.

— Мои слова произвели на отца отрицательное впечатление. Сказать правду, он был взбешен. Да простится мне подобное выражение о моем родителе, но я никогда не ожидал, что он с такой яростью отнесется к нашим экспериментам. Одним словом, он потребовал с завтрашнего дня прекратить все то, что мы здесь начали.

— И только? — торопился узнать Блэкнайт.

— К сожалению, нет. Мой отец решил произвести расследование и выявить виновных.

На лицах присутствующих отразилось волнение. Один Ямомото продолжал хранить полное спокойствие. Все время он молчал, устремив взгляд куда-то вдаль, через свои золотые очки, съехавшие на кончик носа. Христиансен, моргая ресницами, проговорил плачущим голосом: