Борис Фрадкин - Дорога к звездам

Объединенными усилиями они затащили мотоцикл под раскидистые сосны. Но дождь становился все сильнее. На Любе была отцовская кожаная куртка, однако она спасала ее только до пояса, штаны и ботинки ее вымокли, а на Яше и вообще уже сухой нитки не оставалось.

— Смотри. — Люба указала вглубь леса. — Что это? Кажется, какое-то жилье.

— В самом деле, — обрадовался Яша, — избушка.

Шагах в двухстах от них, скрытая стволами сосен и кустарником, виднелась избушка, построенная охотниками или дровосеками. Собственно, это была даже не избушка, а почти землянка. Она чуть возвышалась над холмиком, в который была врыта. Но у нее имелась крыша, что было самым главным.

Войдя в избушку, Люба и Яша увидели даже очаг, сложенный из крупных, уже закоптившихся камней.

— Замечательно! — Люба захлопала в ладоши. — Давай вообразим, что во время дальнего перелета мы совершили вынужденную посадку в глухой тайге.

— Давай-ка сначала разведем огонь, — предложил Яша, вздрагивая от холода. — А кроме того, у нас нет аварийного запаса продовольствия.

— Нам сбросят его на парашюте. Яков, почему ты не поддерживаешь полета моей фантазии?

Яша покосился на кожаную куртку Любы и полез в карман за спичками. Спички отсырели и были совершенно непригодны к употреблению.

— Вот тебе и полет фантазии, — сказал Яша.

— М-м-м… — поежилась Люба. — А дождь, кажется, стал еще сильнее.

Быстро темнело, в избушке темнота была такой плотной, что Яша и Люба почти не видели друг друга. Они нащупали груду сосновых веток, которые, видимо, служили ложем для прошлых обитателей этого примитивного жилья. Сели. Люба сняла кожанку и накинула ее на плечи себе и Яше. Ему стало немножко теплее.

— Ты, наверное, проголодалась, — участливо спросил Яша, потому что у него самого все острее ощущалась пустота в желудке,

— Нет, нет, — ответила Люба, — но вот ты не можешь согреться. Скинь пиджак, он все равно насквозь мокрый. Вот так… А теперь прижмись ко мне сильнее, я все-таки не так вымокла.

Очевидно, время перевалило за полночь. Дождь не переставал. Любу и Яшу начало клонить ко сну.

— Давай ляжем, — предложила Люба, — может быть, теплее станет.

Они вытянулись на колючей, но достаточно мягкой хвое. Люба заботливо накрыла Яшу своей кожанкой и обняла его. Добрый час они еще вздрагивали от холода, прежде чем согрели друг друга теплом своего тела.

В избушке стоял тяжелый запах перепревшего мха. Как отдаленный гром водопада проникал в нее шум дождя. Ни единого звука не добавлялось больше к этому монотонному шуршанию капель о листву кустарника и хвою деревьев.

Яша закрыл глаза. Но, несмотря на усталость и поздний час, ему не спалось. Наверное, оттого, что зрение было выключено, обострились неожиданно другие чувства.

Прежде всего Яков уловил на своем лице дыхание Любы, теплое, беззвучное, сказавшее ему, что лицо девушки совсем рядом и если чуть подвинуть голову, то можно коснуться ее щеки или губ.

Обнаженные до плеч теплые Любушкины руки крепко обвивали его шею и сама она плотно всем телом прижалась к нему. Особенно остро ощутил Яков упругое прикосновение ее грудей, услышал, как стучит ее сердце.

Якову сделалось жарко, не хватало воздуха, — совсем как когда-то при воспалении легких. Он приоткрыл глаза и различил в темноте глаза Любы, широко открытые, настороженные. Люба! Да ведь рядом… Люба! Яков словно сделал открытие. Оно и испугало и обрадовало его. Ему захотелось крепче обнять девушку, сжать ее так, чтобы ей стало больно.

Однако руки не слушались Якова, на него вдруг напала робость. Если бы Люба сделала хоть движение… Но девушка поспешно сомкнула веки, притворилась спящей.

Они лежали боясь пошевельнуться. Хвоя становилась все тверже, ветки вдавливались в тело. Люба отлежала ногу, у Якова затекла рука, на которой покоилась голова девушки. Но все это были пустяки в сравнении с пугающей взаимной близостью. Было не до сна. Они прислушивались друг к другу: к дыханию, к биению сердца, к теплоте тела.

Только когда в окошечке забрезжил рассвет, Люба шепнула:

— Вставать?

— Ага…

Девушка первой вскочила на ноги, но, охнув, тут же опустилась обратно и стала растирать ногу. От ступни к бедру побежали мурашки. Любе показалось, что по ноге пустили электрический ток. Яков в это время поглаживал отекшую шею. Он смущенно поглядывал на свою подругу, чувствуя себя перед ней виноватым, хотя и сам не знал, в чем именно.

— Ух… прошло, — Люба поднялась на ноги. — А теперь скорей на улицу. Побегаем, разомнемся. Дождика, кажется, нет.

В дверях она обронила кожанку. Внимание Яши привлек звук чего-то сыпучего во внутреннем кармане. Он запустил туда руку и вытащил… коробок спичек!

— Ой, — ахнула Люба, — какие же мы с тобой бестолковые, Яшка. Не догадались в карманах пошарить. Папка-то у меня курящий, у него всегда по карманам спички растолканы.

— Ну и пусть, — сказал Яша, — зато есть о чем вспомнить. Правда?

— Правда! — Люба опустила глаза. — Я этой ночи никогда не забуду… Только… только, Яшенька, давай поскорее костер разведем. У меня уже зуб на зуб не попадает.

Они развели огромный костер. Одежда на них дымилась, они поворачивались к пламени то спиной, то грудью, то одним боком, то другим. Потом стали бегать друг за другом. Яша поймал Любу и хотел повалить ее, но девушка оказалась очень сильной, и ему никак не удавалось справиться с ней.

А тут и солнце выглянуло. Ветер начал подсушивать дорогу. К полудню удалось выбраться на тракт. Люба села за управление. Мотоцикл полетел вперед, как ветер, обгоняя колхозные грузовики, везущие продукты на городской рынок.

Дружба Яши и Любы становилась все крепче. Едва разделавшись с домашними заданиями, Яша спешил к Грачевым. У Грачевых часто собирались летчики — знакомые Дмитрия Васильевича. Люба и Яша не принимали участия в разговоре, но жадно слушали рассказы старших.

…Германские войска обошли линию Мажино и устремились во Францию. Немецкие танки двигались на Париж.

Главным предметом обсуждения у Грачевых в эти дни были сообщения о воздушных боях. Немцы объявили себя хозяевами воздуха, они с лихорадочной поспешностью вводили в строй новые армады самолетов. Геринг хвастал тем, что не позволит упасть на Германию ни одной бомбе.

Дмитрий Васильевич, сжав в кулаке подбородок, сосредоточенно изучал раскрытый журнал с фотографиями «мессершмидтов», «фокке-вульфов» и «юнкерсов». Особенно его интересовали «юнкерсы». Он сравнивал их с однотипными тяжелыми машинами советских конструкторов.

— Как считаешь, Васильевич, — спрашивали его сослуживцы, — не придется ли и нам… того… А?

— Придется. — Лицо Дмитрия Васильевича становилось суровым. — Другой вопрос — когда? Гитлер побьет Францию, это неоспоримо, Франция к войне не готовилась. Попытается он и Англию прихлопнуть. А вот тогда разве…