Борис Фрадкин - Дорога к звездам

Каждый раз, когда Борис приходил к Якимовым, Анна Матвеевна усаживала его обедать. Борис не отказывался, он по-прежнему всегда бывал голоден.

— Перебрался бы ты к нам, Борис, — сказал Филипп Андреевич, — что это за житье?

— Да житье у меня нормальное.

Борис посмотрел на Яшу, но тот, отправляя в рот ложку за ложкой, думал о чем-то своем и не принимал участия в разговоре.

— Еще пить, пожалуй, научишься, — пошутил Филипп Андреевич. — Дурной пример очень заразителен. — И, не заметив внезапного смущения Бориса, продолжал: — Так что, смотри, невтерпеж станет — шапку в охапку да через дорогу. Не объешь, не бойся.

Время летело незаметно. К вечеру десятого января Яша почувствовал знакомое тиканье крови в висках, голова начала медленно тяжелеть.

Он тотчас же поднялся из-за стола и выглянул в окно. Солнце еще не закатилось, хотя и висело уже над линией горизонта. Яша переоделся и отправился в лес на лыжах.

У опушки он надел лыжи и пошел так быстро и так легко, что на него оглядывались идущие из леса лыжники.

За просекой навстречу Яше вышла группа девушек. Он сделал шаг в сторону под низко нависшие ветви сосен. Первая девушка, поровнявшись с Яшей, неожиданно подняла палку и ударила по ветке, под которой он стоял. Снежный дождь обрушился на его голову и плечи. Девушки дружно рассмеялись.

— Так, так его! Правильно! — крикнул знакомый голос. Последней шла Люба. Поровнявшись с Яшей, она остановилась.

— Люба?

— Узнал? И это хорошо, Девочки, я вас догоню.

Они остались вдвоем.

— Люба, ты на меня сердишься?

— И ты спрашиваешь?

— Я тебе все расскажу, ты должна понять.

— Постараюсь. Но, по-моему, ты не в ту сторону путь держишь.

— Я только что пришел, Любушка.

— Поздновато. Может быть, и меня пригласишь с собой?

— Конечно! Если ты не устала.

— Нет, не устала.

Девушка пошла впереди, что-то напевая. Иногда ома поднимала палку и ударяла ею по стволу сосенки. С ветвей шурша осыпался снег.

Люба свернула к Лисьей горе, лыжня извивалась между буреломом, кустарниками и скалистыми обрывами. Почти три километра продолжался подъем.

Яша несколько раз пытался заговорить с Любой, но она продолжала напевать и делала вид, что не слушает его.

Начало смеркаться.

— Может быть, повернем обратно? — предложил Яша.

Люба опять промолчала. Поведение ее было странным и непонятным. Они вошли в узкий коридор между вековых сосен и очутились на краю спуска с Лисьей горы. Лыжня круто падала вниз, змеей скрываясь в густом лесу и в сплошных зарослях кустарника. Отважиться в сумерки скатиться с Лисьей горы было небезопасно. Но прежде чем Яша успел предупредить об этом Любу, она решительно оттолкнулась и помчалась вниз! Ему ничего не оставалось, как последовать за нею.

Упругий обжигающий ветер ударил Яше в лицо. На глазах выступили слезы. Они мешали видеть лыжню и мчавшуюся впереди девушку. Каждое мгновение лыжи могли соскользнуть с укатанной, вдавленной в снег, колеи и швырнуть лыжника на ствол дерева. К тому же стало довольно темно. Люба мелькала перед Яшей неясным исчезающим пятном.

Вдруг он услышал шум падения, треск подминаемых сучьев, стук лыж о дерево и болезненный крик Любы. Яша едва успел опрокинуться на бок, чтобы не налететь на девушку. Он так ударился грудью о ствол сосны, что на минуту потерял сознание. Снег облепил его с ног до головы.

Едва открыв глаза, Яша вскочил на ноги. Во рту появился неприятный солоноватый привкус крови. Но какие это пустяки в сравнении с тем страхом, который переживал он за Любу! Яша скинул лыжи и, проваливаясь в снегу, поспешил к девушке. Она лежала на боку, не делая попытки встать. Глаза ее были закрыты, она тихо стонала.

— Люба! — перепугался Яша. — Любушка! Что ты?

Девушка болезненно поморщилась. Яша стал освобождать ее ноги от лыж. Когда он снимал лыжу с правой ноги, Люба громко вскрикнула.

— Нога?

Люба молча кивнула головой. Опираясь на руку Яши, она попыталась встать, но с громким криком рухнула обратно на снег. Наконец она села и прислонилась к стволу дерева.

— Вот что я наделала, — сказала она, почти плача, — дура такая… Ты езжай, я как-нибудь доберусь одна.

— Доберусь! — возмутился Яша. — Больше ничего не могла придумать?

Он растерянно смотрел на свою подругу. Что делать? Лисья гора — пустынное место, никаких проезжих дорог поблизости нет, жилья тоже. Кричать? Никого не докричишься, особенно в такой поздний час.

Выход был один: нести Любу на себе. Для этого прежде всего надо выбраться обратно на вершину горы. Яша оглянулся. До вершины не так уж далеко, но склон крутой, деревья почти вплотную подступают к лыжне,

— Я понесу тебя, — объявил Яша.

— Ой, что ты, Яшенька! — испугалась Люба. — Я же такая тяжелая.

— Пожалуйста, без разговоров. Как я сказал, так и будет.

Попытка подняться с Любой на одетых лыжах закончилась полной неудачей. Узкий, стиснутый лесом коридор не позволял ступать «лесенкой» или «елочкой». Яша попробовал пойти прямо по лыжне, но, сделав несколько шагов, скатился обратно, подмяв под себя Любу.

Лыжи пришлось снять. Теперь ноги вязли и проваливались. Тяжелая ноша сковывала движения, оттягивала руки.

Когда Яша добрался до вершины, он дышал, как загнанная лошадь. Его лицо блестело от пота, рубашка прилипла к спине, руки и ноги дрожали от непривычного напряжения.

Яша посадил Любу на пенек и плюхнулся рядом с нею. Отдышавшись, он вернулся за лыжами.

— Оставь меня здесь, — жалобным голосом попросила Люба. — Сходи, позови кого-нибудь на помощь.

— Как я могу тебя оставить, — возмутился Яша. — Ночью, да еще одну. А потом мороз. Пока я прохожу, ты превратишься в сосульку. Сказал — донесу, значит донесу. Теперь легче будет. Но мне кажется, на ногу нужно наложить лубки. — Он вытащил из кармана складной ножик и стал оглядываться по сторонам в поисках подходящих веток. — Похоже, что у тебя перелом.

— Уж не собираешься ли тащить меня до самого дома? — поразилась Люба.

— Нужно будет, так до Луны донесу.

— Яшка, милый мой, хороший, Яшенька!

Люба стала раскачиваться из стороны в сторону и уже неестественно громко стонать и вскрикивать. Вдруг она разразилась громким смехом.

— Любка, что с тобой? — испугался Яша,

— Ничего, уже ничего.

Она вскочила, схватила прислоненные к сосне лыжи, бросила их на лыжню, и сунула ноги в крепления. Быстро намотав на рукавицы тесемки палок, она повернулась к опешившему Яше.

— Ау, Яшенька, не отставай!

— Люба, а нога? А нога, Люба! — закричал Яша.

— Я же сказала — прошла.

С хохотом она побежала по лыжне. Одураченный Яков долго не мог застегнуть крепления, ронял и поднимал палки. От гнева его бросало в дрожь, он боялся, что если догонит Любу, то отдубасит ее палкой.