Сандра Макдональд - Край бесконечности (сборник)

– Может, мы смирялись слишком часто? – вопросила Люси. – Говорили «да», когда нужно было сказать «нет»?

– Вы имеете в виду, миссис Перец, тот день десять лет назад, когда я сказал «да» и вы также сказали «да»?

– Нет же, вы никогда не понимаете по-настоящему важных вещей… Хорошо, да, отлично. Отлично! Вот что я имела в виду.

– Вы имеете в виду, что я должен был взбунтоваться? Отказаться от нашего планового брака? – Пита умолк. Он пытался хранить спокойный и серьезный вид, не выказывая яростных мыслей.

Люси ответила кротко:

– Я имела в виду, что взбунтоваться следовало мне .

– Как – вам? Почему?

Люси молчала, явно готовясь к очередному спонтанному выплеску эмоций.

Утро годовщины, начавшееся так тихо, совершило опасный для Питы поворот. Если мужчины узнают, что он говорил подобным образом с женщиной – тем более с женой, – его вызовут на дуэль. Расплата будет заслуженной.

– Ладно, – сказал Пита, – поскольку у нас годовщина, давайте обсудим сказанное. Вы очень смелы, раз подняли эту тему. Что до меня, я считаю наш с вами брак великолепным.

Люси просветлела.

– Вы так считаете? Почему же?

– Потому что это установленный факт! Взгляните на доказательства! Вот они мы – вы и я, муж и жена, – живущие на четырехкилометровой глубине под Северным полюсом планеты Меркурий. Воздух, вода, пища, гендерная политика, все то, что мы ценим, спроектировано и сконструировано. Однако же мы процветаем. Мы благоденствуем, мы живем благопристойной жизнью! Мы – два уважаемых, состоящих в браке человека! Всякий в этом мире скажет, что отношения Питы Переца и Люси Перец нормальны, надежны и продуктивны. Мы подарили миру сына.

Слушая эти увещевания, супруга нахмурилась:

– Они захотят от нас еще детей. Дня не проходит, чтобы дамы-старейшины не изводили меня вопросами о деторождении.

– Они обязаны так поступать. Они свое дело сделали, пришла наша очередь, – Пита поднял руку, предупреждая новое извержение эмоций. – Да, я помню – до того как был изготовлен Марио Луис Перец, я сомневался в том, стоит ли мне становиться отцом. Может, я переусердствовал в выражении своих чувств. То была моя ошибка. Я был молод и глуп. Я не ведал, что такое отцовство. Никогда не знаешь, какое счастье ждет тебя завтра. Если спрашивать у мальчиков или девочек согласия на взросление, дети никогда не вырастут! Они всего лишь дети, они взбунтуются и скажут «нет».

Супруга не удостоила его мудрое и логичное рассуждение ответом. Взамен она сверлила взглядом испещренную выбоинами каменную стену, и во влажных глазах женщины разгоралось удивление. Казалось, ее мысли захватила идея отмены полового созревания.

– Пусть наши дети изготавливаются, все равно у них должно быть по два родителя – это мудрая социальная политика, – упорствовал Пита. – Возможно, нас с вами принудили подчиниться традиции ради будущности. Однако я не погрешу против истины, сказав, что отцовство для меня полезно. Теперь у нас есть восьмилетний мальчик, зависящий от моего наставничества. Теперь я понимаю: мир не вращается вокруг меня. Меня и всего того, что я люблю: дизайна взаимодействий, эстетики, роботехники, метафизики… Когда мы с вами изготовили ребенка, я вынужден был осознать ценность жизни!

Эта проникновенная, ответственная речь в любой мужской дискуссионной группе пошла бы на ура; в обществе Люси, однако, она раскалила атмосферу пуще прежнего. Достойные чувства Питы пробудили в супруге скуку, даже некоторое отвращение.

– Значит, – сказала она наконец, – мальчик сделал вас счастливым?

– Я бы не сказал, что достиг Пика Вечного Света! Но кто из нас его достиг?

– Я рада, что вы счастливы, мистер Перец.

Пита не ответил. Он узнал одно из тех покорных, но агрессивных замечаний, которые женщины делают, готовясь к атаке.

Если слова женщины противоречат тому, что она явно хочет сказать, значит, ад близок как никогда.

Логика на женщин не действует. Их мозг устроен по-другому. Пите нужно было сменить тактику.

– Разве могу я быть счастлив, – сказал он веско, – покуда сижу здесь, в Предкамере Глубокой Печали?

– Мужья никогда не печалятся, покидая своих жен. Официальное название этой Предкамеры – дань социальному лицемерию, не более. Одна ложь из множества.

– Миссис Перец, прошу вас, не будьте столь политически дерзкой. Кто не сожалеет о пребывании в этой жалкой Предкамере? Не будете же вы отрицать, что это мрачное и душное помещение, обставленное к тому же из рук вон плохо? Будьте благоразумны.

– Ну да, эта ваша уродливая Предкамера уродлива, но совсем в ином смысле… Это неприятное, холодное и отвратительное место, но лишь по вине мужчин.

– Нам, мужчинам, Предкамера ни к чему! Мы о ней не просили! Будь наша воля, мы бы сразу шли в Будуар. Он широк и повсеместен, а еще в нем есть пиво и закуски!

– Мистер Перец, над вами властвует чисто мужское заблуждение, – процедила Люси сквозь зубы. – Будуар, где мы с вами вступаем в супружескую связь, – это даже не моя комната! У меня имеется собственная. Она куда красивее, чем безвкусный бордельчик, где нам положено соединяться.

Бесцеремонное утверждение застало Питу врасплох.

– В моей брачной постели спят другие мужчины?

– Сэр, это не «ваша» постель! Так или иначе, она слишком жесткая.

– Мы с вами обсуждает не жесткость!

– Во всяком случае, для нас, женщин.

– Ладно, вы этого хотели! – возопил Пита. – Хотите удивиться – пожалуйте в мой барак! Мы, мужчины, живем теперь в роскоши! У нас есть гимзалы, сауны, шкафы для инструментов, все, чего душа пожелает.

– Я никогда не была в ваших мужских бараках, – сказала Люси задумчиво. – Там, где вы спите без меня.

Это был удар ниже пояса. Только падшая из падших, бесчестнейшая женщина, потерявшая всякий стыд, преступила бы порог пурды, чтобы, рискнув всем на свете, проникнуть в мужские покои.

Шокированный словами жены Пита сдал позиции и умолк. Супруга тоже ничего не говорила. Струна безмолвия между ними, как обычно, напряглась, и Пита, окинув мысленным взором дискретную череду встреч на протяжении долгого десятилетия, осознал: ему нравится, когда Люси его шокирует.

Он был тронут. Он ощущал метафизическую аутентичность. Шок ставил его лицом к лицу с неписаными реалиями суровой жизни. Явь требовала бесстрашия.

Как в той весьма полезной катастрофе восемь лет назад, когда он бился на дуэли за честь Люси.

Пита был разумным мужчиной, но временами и рассудительнейший из мужчин не может уклониться от удара. Пита проиграл дуэль, получив солидную взбучку от педантичного оппонента. Однако, встав на защиту Люси и ее чести, он одержал моральную победу.

Более того, после дуэли супруге разрешили – по давней неписаной традиции – покинуть пурду и проведать мужа в клинике. Люси появлялась там в открытую, напоказ, иногда дважды в день, чтобы «излечить защитника моей чести». Она могла оставаться в приемном покое сколь угодно долго и говорить на любую тему – никто не посмел бы ей возразить.