Валерий Заворотный - Кухтик, или История одной аномалии

* * *

Долгожданный час наступил. Вечером накануне последнего дня службы Кухтика вызвал к себе старшина.

Халява сидел за столом в комнатке, именуемой "канцелярия роты". Увидев вошедшего дембеля, он встал и подошел к нему.

- Ну что, и твоя очередь пришла? - спросил Халява, остановившись перед Кухтиком и потрогав пуговицу на его гимнастерке.

- Так точно, - ответил Кухтик.

Он был последним из дембелей и единственным, кто так и не сумел преодолеть страх перед старшиной. Хотя поводов для этого теперь уже вроде не было.

- Ладно тебе, - сказал Халява, отошел к окну и, стоя спиной к Кухтику, начал стучать пальцами по стеклу.

- Я вот... завтра, - сказал Кухтик, чтобы что-то сказать.

Старшина повернулся.

- Значит, так...

Халява сел за стол и попытался вдавить пальцем гвоздь, торчащий из крышки.

- Характеристику тут тебе велели сварганить... - сказал он, не глядя на Кухтика. - Вообще-то это капитанова работа... Но он мне сбагрил. Так что я тут тебе написал...

Гвоздь не поддавался старшинскому пальцу.

- В общем, я там написал тебе, что ты, мол, у нас герой... Ну, насчет отличной службы, и все такое... Старательный, мол, ты у нас... Бдительный сверх меры... Это тебе на гражданке сгодится.

Халява продолжал давить пальцем на гвоздь.

- Дурак ты, Кухтик, - вдруг сказал он с какой-то непонятной Кухтику грустью. - Тяжело тебе, дураку, жить будет.

Гвоздь упорно не хотел лезть в крышку стола.

- Теленок ты... Ничего тебя не берет. Как ты такой уродился?

Халява смотрел не на Кухтика, а исключительно - на упрямый гвоздь.

- У меня самого такой же дурак растет. Что в лоб ему, что - по лбу... Я тебя тут гонял, может, чересчур. Так ты уж этого... В общем - служба. Сам понимаешь... Мать ее...

Кухтик молчал.

- Ну, короче, характеристика-то сгодится, - повторил Халява. - А уж там - как пристроишься... Только затуркают тебя, дурака. Помяни мое слово. Затуркают. Это уж точно... Ну, в общем, ступай. Не поминай лихом.

- Я... - начал было Кухтик.

- Ладно, ладно. Ступай... Гвоздей, мать их, навтыкали! - Халява со злостью трахнул ладонью по кромке стола. - Не влазит, собака!

Он поднял голову и посмотрел куда-то вбок, мимо Кухтика.

- Ну, чего стоишь? Ступай, говорю... Кругом - марш!

Кухтик повернулся кругом и шагнул за порог канцелярии.

* * *

Ворочаясь под одеялом, Кухтик видит последний предутренний сон. Он видит себя, лежащего на жесткой полке плацкартного вагона. Вагон трясется, и колеса, громыхая на стыках, отсчитывают километры. С каждым ударом все дальше позади остаются пропахшая гуталином казарма, душная комнатка для политзанятий, асфальтовый плац, старшина Халява и все, что составляло жизнь Кухтика почти целых три года.

Он едет домой.

Кухтик поворачивается на полке, кладет под голову легкий мешок с нехитрыми своими дембельскими пожитками и закрывает глаза. Почему-то ему вспоминается лицо его матери...

Мать умерла, когда Кухтику было пятнадцать лет. Она долго болела, и Кухтик с отцом часто ходили навещать её в маленькую лукичевскую больницу. Высокий худой доктор строго смотрел на Кухтика, отходил в сторону и что-то тихо объяснял смотревшему в пол Кухтикову отцу. Отдельные слова можно было разобрать, но смысла их Кухтик не понимал. "Запущенная стадия... - говорил доктор. - Курс лечения... В соответствии с наличием лекарственных средств... Сами понимаете..." Кухтик глядел в бледное лицо на белой подушке и вдыхал тяжелый больничный воздух, пахнущий чем-то неприятным и страшным. Запах этот остался у него навсегда связанным с воспоминаниями о матери. И ещё непонятные слова: "В соответствии с наличием лекарственных средств..."

Когда матери не стало, отец по вечерам все чаще запирался в своей комнате, все реже встречал Кухтика, приходящего из школы, и все меньше интересовался вообще чем-либо, происходящим вокруг. Он часто работал на своем заводе в ночную смену, и Кухтик привык ложиться в постель и вставать, так и не увидев отца. Иногда тот просто исчезал куда-то на несколько дней и возвращался ещё более молчаливым и хмурым.

Будучи в армии, Кухтик написал отцу всего два письма - перед первым и вторым Новым годом, но не получил от него ответа ни на одно из них. Писал он и Кольке - своему единственному приятелю, живущему в соседнем подъезде. Сначала - часто, потом все реже. Колька сообщал, что вроде собирается жениться, описывал свою жизнь в Лукичевске, в котором, впрочем, не происходило особых событий. Писал, что работа их в маленькой мастерской стала совсем нудной, что академик, некогда посвятивший Кухтика в таинства пространственных аномалий, куда-то запропал и сам институт, похоже, скоро разгонят. За последний год от него не пришло ни одного письма. Может, он и впрямь женился, и ему стало не до Кухтика...

Железные колеса отстучали положенное количество километров, и поезд остановился на небольшой станции, от которой вела дорога на Лукичевск.

Выйдя из вагона и прошагав по мокрой от недавнего дождя платформе, Кухтик очутился на маленькой привокзальной площади. Здесь он должен был сесть в местный автобус, с тем чтобы через четыре часа добраться до дома. Автобус ходил два раза в день.

Народа на остановке не было. Прочитав желтый листок с расписанием, висевший на телеграфном столбе, Кухтик понял, что на ближайший рейс он опоздал. Теперь ему предстояло ждать до вечера. Впрочем, расписание могло ничего и не значить.

Он сел на длинную, ещё не высохшую скамейку и тут заметил стоящий невдалеке грузовик. У подножки грузовика стоял человек в черной кожаной куртке и жевал бутерброд. Кухтик поднялся со скамейки и подошел к нему.

- Извините, - спросил Кухтик, - до Лукичевска автобуса точно не будет?

- До Лукичевска?

Человек в кожаной куртке откусил большой кусок бутерброда, дожевал его и ответил:

- Ушел твой автобус... Но ты, солдатик, не кисни. Считай, повезло тебе.

- Вы что, в Лукичевск? - обрадовался Кухтик.

- Не, я - дальше. Но дорога-то одна. Мимо поедем. - Он кивнул головой в сторону кабины. - Залазь, солдатик. Вовремя подоспел. Еще б пять минут, и куковать тебе здесь полдня...

Вскоре, сидя в уютной кабине рядом с шофером, Кухтик глядел на вспаханные поля, тянувшиеся по обе стороны узкой дороги, и на пробегавшие мимо стволы осин.

- Дембельнулся, значит? - спрашивал его немолодой, чем-то напоминающий старшину Халяву шофер. Только был он не в пример веселее и разговорчивее.

- Дембельнулся, - отвечал Кухтик. - Дембель неизбежен, как мировая революция. - Он радовался, что ему так здорово повезло.

- Во дает! - Шофер покосился на него смеющимися глазами. - Неизбежен, говоришь? Эт точно... А сам-то ты из Лукичевска, значит?

- Ага, - сказал Кухтик. - Я там в институте работал. У нас там такой институт есть. Аномалиями занимается. Может, слышали?