Борис Зотов - Происшествие на Невском

- Начало двадцать первого столетия ознаменовалось величайшими научными открытиями в области вечных вопросов бытия человеческого:

Жизни, Смерти, Времени и Пространства.

Тут же сбросил маску, сел, отодвинул тарелку с желудями.

- Вот что, Ростислав, - жестко сказал он, - мы столкнулись с явлениями непонятной природы, а в непонятном всегда таится угроза. У тебя с Ольгой-то как?

Холмов никак не мог привыкнуть к зигзагам, к броскам мысли Христофора и молчал. Оказывается, Шулун изучал его и знает даже интимную сторону его жизни.

...На Ольгу он "положил глаз" еще на первом курсе, да и не он один.

Безупречно сложенная миниатюрная платиновая блондинка своими распущенными по плечам волосами притягивала взгляды аудитории.

- Так насколько у вас серьезно? - требовательно повторил вопрос Христофор -Я не ради праздного любопытства интересуюсь. Тут у нас один товарищ во время экспериментального информационного путешествия пережил такой шок, что еле откачали. Поэтому лучше сразу предупредить.

При этом Шулун ловко оттолкнулся ножкой и завертелся в кресле волчком.

"А шеф-то - сложный человек", - вывел про себя Холмов. Его отношения с Ольгой определились вчера, когда она сама пришла в его холостяцкую квартиру. И осталась на ночь.

- Мы конкретно еще ничего с Ольгой не решили, - выдавил он из себя, когда Христофор затормозил кресло, - юридически я свободен.

- Это хорошо. Ты, конечно, знаешь, что вре~мя - форма движения материи. Время относительно и является функцией скорости и информационной энтропии. До поры все это было чистой теорией, но когда мы задействовали сверхмощный компьютер, - Христофор похлопал ладонью по серебристому кубу, - начались заметные проявления информационной природы времени. Понимаешь, о чем речь?

- Естественно. Когда в старину экспериментировали с маломощными химическими элементами и получали от них мизерный электроток, невозможно было судить об электросварке, о дуговых электролампах. А когда Петров собрал огромную батарею, электрическая дуга показала себя во всю силу.

- Нет, я в тебе не ошибся - голова работает как надо! - похвалил Шулун. - Все ты раскусываешь с лету. Именно: количество переходит в качество. Точно так же относительность времени проявляется лишь при околосветовых скоростях, а его информационные свойства - при гигантском сжатии обрабатываемых массивов данных. Но есть и негатив...

Он наклонился к Холмову, заставил и того пригнуться, и только после этого свистяще зашептал, будто речь шла о заговоре:

- Еще глубоко в двадцатом веке были известны неопровержимые факты пребывания на Земле представителей высоких цивилизаций. Грешили на инопланетян, но потом так же неопровержимо доказали: сие даже теоретически не мыслимо. Теперь забрезжила идея иного плана. Не были ли это посланцы из далекого будущего? А их, понимаешь, отлавливали сетями, пускали самонаводящиеся ракеты. Выводы делай сам.

Глава 3

"Я, нижеподписавшийся Холмов Ростислав Иванович, младший научный сотрудник лаборатории проблем искусственного интеллекта, даю настоящую расписку в том, что получил инструктаж по технике безопасности и полностью осведомлен о возможных опасных для здоровья и жизни последствиях испытаний информационно-временной человекомашинной системы "Каппа", а также в том, что дал добровольное согласие на личное участие в указанных выше испытаниях".

- Все? - спросил Холмов, кончив писать.

- Почти. Пиши дальше: "Устройство аварийного возврата в текущее время получил".

- Но я ничего не получил.

- Пиши, сейчас получишь. И дату не забудь: 2 сентября 2011 года.

Расписался?

Шулун сложил листок в папку и папку убрал в портфель, а из портфеля достал микрокалькулятор самой примитивной модели.

- А ты молодец, - вертя калькулятор в руках и без обычного ерничания заговорил Христофор, - я в тебе не ошибся. Знаешь, все ученые делятся на категории. Есть такие дуболомы, как твой оппонент непотопляемый Федоров, заслуженнейший деятель и науки и техники враз. Я читал его последнюю монографию - это позорище, на восемьдесят пять процентов плагиат. Отнес нашему заму по науке, тот высказался так: "В монографии Федорова много нового и правильного. Но все правильное не ново, а все новое неправильно". Категория вторая - талантливые чудаки, неудачники.

- Невеселая картина, - мотнул головой Холмов, - а что же третья категория?

- Скажу. Только возьми эту штуку и запомни: если почувствуешь неладное - грозящую опасность, например, или потерю ориентировки во времени, немедленно включай. В корпус калькулятора вмонтировано устройство перевода системы в нуль, для аварийного сброса всех программ.

Давай введем твой персональный код. Скажем, РХ и год рождения. Ты с какого?

- Девяносто первого. В январе появился на свет.

- Чудно, уж тут не забудешь ни при каких обстоятельствах: РХ 1991.

Готово. Бери свой информационный спасательный круг. Товарищ, который работал здесь до тебя, его не имел. - Христофор встал и с плохо скрытым облегчением потянулся.

- А третья категория? - напомнил Холмов.

- А третья категория - это мы. Я и мне подобные. Устройство наших голов не позволяет открывать новое, зато мы умеем разбираться в людях и имеем нюх, верхнее чутье на талант.

Холмов тяжело вздохнул:

- Хочу довести до ума свой алгоритм.

Христофор преобразился, засиял своей беззаботной улыбочкой.

- Ну и умница, - с чувством пожал он руку Холмова. - Как говорил Наполеон, главное - начать сражение, ввязаться в бой. Я поехал в главное здание. В конце дня навещу, обсудим итоги.

Едва Шулун закрыл за собой дверь, Ростислав включил аппаратуру для прогрева и с помощью таймера поставил на исполнение контрольные тест-программы. Серебристый куб отозвался легким гудением. У Холмова было минут десять свободных. Он поднес кресло к нижнему скату, с кресла, поднатужившись, открыл фрамугу и вылез на крышу.

Здесь было чрезвычайно приятно и открывались неожиданные ракурсы.

"Христофор не так уж плох -по крайней мере, не какой-нибудь темнила", размышлял Холмов, вглядываясь в аспидные блестящие грани угловой башенки на соседнем доме бывшей кампании Зингер.

День разгулялся вовсю: солнце, голубое небо, реденькие белые облака. Похоже, накатывалось на Ленинград бабье лето. Холмов, вдыхая принесенный морем воздух полной грудью, полюбовался еще немного адмиралтейской иглой и спрыгнул вниз. Глухо звякнула оконная фрамуга, отсекая уличный шум.

Начинать эксперимент было рано, на дисплее еще мелькали промежуточные результаты проверок. Видимо, барахлил селекторный канал связи с центральной машиной. Холмов, хрустя желудем, подошел к одиноко стоящему шкафу - интересный оказался шкафик, в стиле врубелевско-шехтелевского модерна, со стеклами в переплете из скрещенных дубовых стрел. За стеклами на полках лежали толстенные подшивки журналов в потертых картонных переплетах, старые газеты, еще какие-то книги и бумаги. Шкаф открылся легко, будто им пользовали по десять раз на дню. Холмов выбрал себе годовую подшивку "Нивы" за 1911 год и отнес ее на рабочий стол оператора, мимоходом убедившись, что связи с центральным процессором еще нет.