Ирина Ярич - Дорога из века в век. Век ХХ заканчивается, век ХХI начинается

Кровь слили в миску. В большой таз со снегом положили сердце, лёгкое, печень и почки. Из кишок и желудка выдавили содержимое и опустили в старое, но чистое ведро с водой. Их предстояло долго отмывать, прежде чем можно будет их начинить и превратить во вкусные колбасы.

Закопчённую шкуру тёрли снегом, пока она не посветлела. На здоровенный кусок целлофана насыпали толстый слой снега и на него положили свиную тушу. Мужчины спустили её в подвал. Внизу, против последней ступеньки стояла небольшая бочка с солёными огурцами. Слева от неё в углу – эмалированное ведро с капустой, которое завязано марлей и накрыто крышкой. Справа от бочки в двух ящиках хранилась пересыпанная песком морковь и свекла, которую местные жители называют бураком. У противоположной стены выстроились несколько банок с вареньем. Почти треть пола перегорожена двумя широкими досками, за ними россыпь картофеля. Целлофан со свиной тушей Иван Михайлович и Степан Ильич положили перед банками, рядом с картошкой.

За свою работу мужчинам не только заплатили, но и пригласили к столу. На его середине стояла бутылка кристально-прозрачного самогона. Справа – на плоской тарелке горка из ломтиков чёрного хлеба, слева – в миске пахучие солёные огурчики. Перед бутылкой в широкой сковородке ароматно дымилась мелко порезанная, и только что пожаренная свинина. Рядом в глубокой тарелке – горячая рассыпчатая картошка. Колязины вместе с гостями с удовольствием отведали вкусного ужина. Каким опьяняюще смачным показалось сёстрам мясо, ведь последний раз мясное блюдо они вкушали год и три месяца назад!

К вечеру, после хлопотливого дня сёстры присели к телевизору.

– Жалко кабанчика, а что делать. Теперь-то мы заживём получше, – сказала довольная Анна Петровна и с облегчением вздохнула.

– Анют, скоро получим пенсию. Давай начнём откладывать понемногу, а к весне насобираем, и, может, хватит и на поросёнка и на цыплят.

– Э-э, хватила: и поросёнка и цыплят. Хорошо бы. Но не потянем. Одного кабанчика еле выкормили, сами впроголодь сидели.

– Но цыплят нам надо обязательно. У нас же всего две курицы осталось.

– Да, цыплят надо, но вместе с поросёнком не потянем, нет.

– Ну, тогда цыплят побольше возьмём.

– Да, возьмём. А может, и уточек несколько штук прикупим?

– А гуси чем плохи? Только придётся их водить на озеро. Если бы у нас было кому траву косить и привести её, то завели бы кроликов.

– Ага, а ещё лучше нутрий – мех дороже! Размечталась! Нам хотя бы, дай Бог, цыплят купить и выходить их.

До поздней ночи проговорили сёстры, строя планы и радуясь, что тяжёлые времена теперь для них позади.

На следующий день Анна Петровна решила сварить горохового супа. Горох ещё с вечера замочила. Утром поставила кипятить воду.

– Марусь, я пойду в подвал, отрежу свининки на суп. Скоро вода закипит, присмотри, – попросила она Марию Петровну, накинула фуфайку и пошла к двери.

Та кивнула в знак согласия и продолжила чистить картошку. Мария Петровна старалась срезать тонкий слой, чтобы меньше шло в отходы, а пальцы с опухшими суставами еле сгибались и плохо удерживали картофелину и нож.

Анна Петровна, ещё не дойдя до подвала, заметила на свежевыпавшем снегу следы, большие и глубокие. Удивилась, эти следы не походили на отпечатки обуви её или сестры. Смутная тревога проникла в душу. Когда же Анна Петровна подошла к двери подвала, так и обмерла. Словно холодный фонтан обдал её изнутри, вмиг похолодели кисти рук и ступни ног, а голову, будто обруч сдавил. Замок был сорван, а дверь чуть приоткрыта. Предчувствуя худое, она осторожно дотронулась до двери, как будто та могла укусить её. Медленно открыла, затем, как бы с опаской стала спускаться… Внизу на целлофане лежит примятый, слегка окровавленный снег. Свиной туши нет!

Анна Петровна не ахнула, простонала и в последней надежде обвела глазами подвал, но туши нигде не оказалось. Обида и отчаяние горчайшими волнами захлестнули её. Из уст вырвался вопль: «Кабанчик! Наш кабанчик!..» Побледневшее лицо вдруг стало багрово-красным. Анна Петровна обхватила руками пылающую голову и только и смогла произнести «кабанч… каб…» Перед глазами возникла красноватая пелена, закрывшая собой всё. В ушах что-то заложило и зашумело. Ноги онемели, она перестала их чувствовать, и как подкошенная рухнула на земляной пол. Руки безвольно задёргались в судорогах. Постепенно ослабевая, она затихла.

«Что-то Анюта долго не идёт, не споткнулась ли?» – подумала Мария Петровна, очищая головку лука. Выждала немного. Сестра не возвращается. Мария Петровна уже тревожась, схватила старый жакет и поспешила во двор. Когда стала подходить к подвалу, её удивило, что кроме цепочки сестриных следов к подвалу тянутся ещё две, одна от него ведёт к забору, а другая – обратно. Возле двери натоптано. «Ах! Беда!» – вырвалось у неё, когда увидела сломанный замок. Она поспешила спуститься, превозмогая боль в ногах.

– А-а-й, Аню-та! – крикнула она, увидав, что сестра лежит ничком на полу. – А ка…? – только и смогла произнести она, заметив отсутствие свиной туши.

Острая боль вдруг пронзила Марию Петровну под левую лопатку. Заныла левая рука и спина. Но она попыталась вытащить сестру. Вскоре поняла, что силы её оставляют.

– Я сейчас. Анют, подожди… я позову на помощь… сил нет, сейчас… – причитала она.

Сестра не шевелилась. Мария Петровна кое-как, из последних сил выбралась наружу и громко, как она думала, крикнула:

– Люди, помогите! Анюте плохо! Анют… Аню… – её шепот перешёл в хрип. Нестерпимая боль в груди заставила её замолкнуть на полуслове.

Мария Петровна очнулась и увидела, что лежит на металлической койке в маленькой комнатке с голыми светло зелёнными стенами, догадалась, что – в больнице. «А, где же Анюта? И как я здесь оказалась?» – в недоумении и тревоге подумала она. Мария Петровна медленно встала и побрела к двери. Голова кружилась, ноги еле держали. Выглянула в коридор. Почти, напротив, за столом сидела молоденькая медсестра. Заметив больную, та тут же вскочила и бросилась к ней.

– Очнулись, наконец-то! Вы пролежали без сознания больше четырёх суток. Пойдёмте, я помогу, вы прилягте, а я пойду врачу скажу.

– А, где Анюта?

– Анюта? Какая Анюта?

– Анна Петровна, моя старшая сестра!

– А, сестра… – девушка замешкалась. – Доктор знает, он вам потом скажет. Ложитесь.

Через несколько минут в палату зашёл врач, черноглазый мужчина лет тридцати-тридцати пяти с серьёзным лицом. Он осмотрел Марию Петровну и сказал, что дела её уже лучше и скоро можно будет выписывать.

– Доктор, медсестра сказала, что Вы знаете, где моя сестра, – Мария Петровна указала в сторону двери. – Как она? Где?