Антон Шаманаев - Солнце на краю мира

Это уже чистое лукавство, думаю. Мы молчим. Дорога становится все менее ухабистой, скоро асфальт. Обратно через лес и поле сигать не буду, хватит моей спутнице впечатлений на сегодня. Я молчу и сверлю ее взглядом, ежесекундно поглядывая в лобовое стекло. В конце концов, она замечает мой молчаливый укор и говорит изменившимся голосом.

– Ну, не смотри на меня так… Если честно, да, мне просто нужна поддержка… Это, конечно, мое личное дело, но у меня сейчас нелегкий период. Подробностями грузить тебя не буду, не беспокойся. И под поддержкой, чтобы ты понял, я имею в виду дружеское общение.

Тон железобетонный, без капли жеманности, но – доверительный. Так хорошему другу рассказывают о серьезной беде в своей жизни.

Выдержав паузу, она продолжает:

– Тебе, кстати, сейчас тоже не помешает моя помощь. Не вижу причин, чтобы нам не общаться. Завтра опять будем носиться в мыле, а ситуация, на самом деле, сложная, с этим расследованием… Мы должны держаться вместе и действовать слаженно, а времени на обсуждения попросту нет… Ты вот не рассказываешь, чем тебе сегодня угрожал Макфолл. Сейчас до кучи раскопают, что ты вступал в сговор с противником во время боевых операций… или что посещал какую-нибудь номерную запретную зону без приказа… У них же сразу найдутся свидетели, как по волшебству…

Я не отвечаю. Она отворачивается в окно, и до самого дома мы едем в полном молчании.

Я проводил Дженнифер наверх в гостевую спальню и возвращаюсь в гостиную. Настроение испорчено. Я беру бутылку вина, из которого мы делали глинтвейн, и делаю глоток прямо из горла. Вино на вкус противное, как из пакета; невообразимо, что в горячем виде оно было столь хорошо. Достаю ноутбук и устраиваюсь за столом, открываю свою недоделанную программу.

Минут пятнадцать я просто в нее всматриваюсь, вспоминая, на чем закончил и что планировал править дальше. Мысли разбегаются, сосредоточиться не выходит. Начинаю потихоньку писать, но продвигаюсь крайне медленно. Постоянно возвращаюсь к новым кускам кода, которые написал сегодня в офисе и которые пока не отложились в памяти как следует. Пару раз путаю регистры, благо вовремя замечаю…

Мысли все не о том. Думается о паковской проверке, о том, как завтра обезопасить себя и Фрайда во время встречи с его посыльным, как противиться обыску в офисе, если он начнется… Прикидываю, как мы с Гарри могли бы с самого утра перевезти меня куда-нибудь вместе с искривителем и терминалом, только вот куда? Где найти трехфазное питание такой мощности, как жрет мой Porta?..

Конечно, думаю и о Дженнифер. Все получилось так, что не она приехала меня соблазнять, а я сам, едва пустив ее в дом, тотчас же воспользовался положением и стал ее домогаться. Прокручиваю в голове события вечера и уже не понимаю, как оно было на самом деле… Может быть, и правда я сам заварил всю кашу. Зачем вот повез ее на речку? Моя же была идея. Чем я хотел, чтобы это закончилось? Возят ли коллеги друг друга на речку? Если бы на месте Дженнифер был Джорджик или Виточка… Бр-р-р!

Вдобавок, где-то на периферии гуляет мысль про пресловутую номерную зону, упомянутую ею в пылу дискуссии. Не делали мы ничего запретного в «зоне 81», согласно официальным документам. Мы замели следы так, что в жизни никто не подкопается. Наш отчет о посещении «зоны 81» – образцово-безупречный и прошел в свое время не одну надзорную комиссию… Однако ж за сегодня дважды ткнули мне в нос этой зоной, причем преподносили ее как самое пакостное из того, что я вытворял в прошлом. Стоит ли беспокоиться? Логика утверждает, что нет.

Сделав очередную глупую ошибку в коде, бросаю трудовые попытки и решаю, что утро вечера мудренее. Заново растапливаю камин – с ним все же уютнее, пусть трещит. Сегодня у меня день огня.

В струях пламени кухонной горелки быстро закипает и свистит чайник. Такой у меня здесь ретроградный чайник, как бабушкина открытка. Наливаю себе большую кружку крепкого, дымящегося напитка, насыпаю две ложки сахару и ухожу к камину.

Сижу, пригубливаю из горячей кружки, камин потрескивает. За окном поднялся ветер и завывает порывами в оконных рамах. Немного ноет нога, тяну ее поближе к огню. Где-то качается фонарь, световое пятно от него перемещается туда-сюда по подоконнику и полу. Завтра будут дожди?..

Внезапно огорошила мысль: не взять ли с собой завтра пистолет? Все-таки много наличности повезу, мало ли… Нет, к лешему, не дай бог вытащу его – тут-то меня и повяжут, и тогда уж наверняка за решетку, безо всякого ноутбука и искривителя.

Над головой скрипнули половицы, послышались шаги. Дженнифер спускается по лестнице. Проходит, не спеша, к камину, садится в свободное кресло, поджимает ноги и оборачивается пледом.

– Там зябко… Никак не могу согреться после купания. Можно мне тоже чаю?

Я кряхтя встаю и приношу ей такую же большую чашку сладкого чая. Она охотно принимает его и делает первый глоток, зажмурившись.

– О-о, какой сладкий! Никогда не пью сладкий чай, но у тебя так вкусно…

Она устраивается поудобнее в кресле с чашкой и закутывается в плед. Я приношу еще один плед и накрываю ее сверху.

Смотрит на меня своими светлыми глазами, прищуривается, улыбается в знак благодарности. Я сразу вспоминаю давешний поцелуй и вдруг осознаю его вопиющую естественность в нашей ситуации, несмотря на все это словоблудие о морали, корпоративных правилах и формате. Сидели два, в сущности, одиноких человека у костра на маленькой полянке у восхитительной горной речки, при луне, пили из железных кружек горячее вино, согревали друг друга… С поцелуем все становится на свои места, а без него – все ненастоящее.

Я сажусь в свое кресло, которое стоит вплотную к соседнему, и тоже принимаюсь за чай. Сам украдкой поглядываю на профиль Дженнифер. Мокрые волосы волнами спадают на плечи. От нее пахнет вином и дымом костра. Она уже почти своя в этом доме.

Кладет голову набок, смотрит на меня и улыбается так тепло-тепло. Внутри меня вновь закипает желание, затмевая все мыслимые логические доводы. Хочется обнять, путать ее волосы, хочется целовать ее… Она вынимает из-под пледа руку и кладет на подлокотник. Мы делаем по глотку чая. В голове тончает и рвется какая-то струна, я беру ее за руку. Дженнифер глядит пристально, чуть исподлобья, и хитро прикрывает глаза.

– Хочешь, чтобы об этом никто никогда не узнал? Поставь мне такую задачу, босс, и я все сделаю в лучшем виде, – говорит она томно.

Я отставляю чай и целую ее.

Разум возвращается ко мне, лишь когда мы лежим в гостевой спальне, теснимся друг на друге, обнявшись, жмемся к стене, чтобы не сползти с кровати на пол. Кровать – узкая, односпальная. В порыве романтического атлетизма я, не прерывая поцелуев, схватил Дженнифер, упакованную в пледы, и отнес в спальню на второй этаж. А быть может, не от романтизма, а от вспыхнувшего умозаключения, что из дивана в самый разгар может вывалиться спрятанный туда пистолет. Потом, как дурак, возвращался вниз и по закоулкам искал таблетку спермицида. Провозился долго, облазил все ящики и до последнего не надеялся на удачу.