Алексей Митрохин - Некоторые вопросы загробной жизни. Часть третья

– Андрей Борисович, это уже ни в какие ворота не лезет. Что тут вообще творится?! Какие дела ни запрошу – получить невозможно.

– Не знаю, что вам ответить, Виктор. Сам удивлён, – профессор пожал плечами. – Только с вами такая катавасия происходит.

– А ещё, Андрей Борисович, – продолжал Мастер на все руки, – вас вызывает начальник Управления. Соловьёва просила передать.

– Спасибо, Фёдор, – Лощинский встал и уже направился к выходу, но у двери остановился, торопливо подошёл ко мне и вполголоса произнёс:

– Только прошу вас, Виктор, не распространяйтесь по поводу ваших теорий относительно Слепцова, Мацкевича и Спиридонова. По крайней мере, пока не найдёте прямых улик.

– Да пожалуйста, – фыркнул я. – А вы узнайте у начальника Управления, куда исчезают материалы на коррумпированных усопших. Спиридонов, между прочим, совсем недавно побывал в архиве. Догадываетесь, какое дело он хотел получить? Разумеется, своё. А ещё пургу про партийных работников гнал для отвода глаз. Теперь мне становится ясно, как здесь дела пропадают под самым вашим носом. Потому что контроля никакого нет. Так своему начальнику и скажите.

– Держите ваши умозаключения при себе, – предупредил профессор, выходя из кабинета.

Я с досады ругнулся матерным словом.

– Не стоит так переживать, – попытался успокоить меня Кравчук. – Материалов у нас достаточно.

– Они все косвенные, – сквозь зубы процедил я. – Лощинскому не подходят. Он вообще стал очень упёртым и недоверчивым. Не знаю, какие ещё ему нужны доказательства, чтобы понять, что его друг Слепцов – бандит и аферюга.

– Можно попробовать прокачать Мацкевича, – предложил Федя. – Вывести его из равновесия. Глядишь, не выдержит и всё расскажет. Только как к нему подступиться? Прожжённый тип, голыми руками не возьмёшь.

Я посмотрел на картину.

– Есть у меня одна идейка… Давно созрела. Подожди здесь, скоро вернусь.

Я выскочил из кабинета, прихватив с собой репродукцию Герарда Давида.

Леонид Робертович Мацкевич встретил меня как старого приятеля, лучезарно улыбаясь. Заметив в моих руках художественное произведение, он заулыбался ещё сильнее, обнажая белые ровные зубы.

– Виктор Николаевич, рад снова видеть, – дружелюбно произнёс он, предлагая присесть напротив.

Я провалился в мягкое офисное кресло, положив картину на стол, и улыбнулся не менее лучезарно.

– Вы опять по обмену? – вновь расплылся в улыбке Леонид Робертович, посматривая на репродукцию.

– Не совсем, – я изобразил на лице чёрт знает что: восторг, умиление, удивление – и так широко улыбнулся, что у меня чуть не лопнула кожа на верхней губе.

Мацкевича, видимо, сильно поразила эта гримаса. Он сразу перестал улыбаться и подозрительно посмотрел на меня.

– Разрешите взглянуть?

– Пожалуйста.

Леонид Робертович взял репродукцию и погрузился в созерцание.

– И что это означает? – минут через пять произнёс он.

– Нидерландская живопись. Наказание должностного лица за взятку. Обратите внимание, сдирают кожу с живого человека.

– Варварство какое-то, – брезгливо пробормотал Мацкевич, возвращая картину.

– Да? А вашему приятелю Спиридонову понравилось, – наудачу приврал я. – Тому самому Спиридонову, которого вы так хорошо знали в мире живых. Он ведь был недавно на складе?

Мацкевич очень пристально исподлобья посмотрел мне в глаза, затем отвёл взгляд в сторону, о чём-то подумал и снова вперился в меня жгучим оценивающим взглядом. Я с трудом выдержал это испытание.

– Скажу откровенно, Спиридонов о вас дурного мнения… – наконец произнёс он.

– Отчего же? – невольно усмехнулся я. Первый раунд нашего противостояния остался за мной.

– Говорит, вы не тот, за кого себя выдаёте, – Мацкевич достал из ящика стола записную книжку и открыл её на какой-то странице. – Вот некоторые организации, в которых вы успели поработать за время своего недолгого пребывания в загробном мире…

Меня слегка передёрнуло.

– Комиссия по отлову загробных душ, – начал перечислять Леонид Робертович, изредка поглядывая на мою реакцию, – Служба контроля за численностью усопших, Служба сопровождения усопших, Загробное отделение «Заблудшие души» (руководитель), Загробные приставы, ну и, наконец, хит сезона: Комитет по борьбе с загробным беспределом.

«Откуда он всё это знает? – скукожился я, почувствовав, что мне утёрли нос. – Ладно, 1: 1».

– Да бог с ним, со Спиридоновым, – я решил продолжить атаку с другого фланга. – А что с репродукцией? Картина неплохая, с глубоким смыслом. Мне кажется, здесь ей самое место. За вашим креслом на стене как раз свободное пространство имеется…

Мацкевич даже бровью не повёл.

– Хорошая репродукция, но я люблю пейзажи.

– Так ведь пейзажи – большой дефицит. Говорят, вся коллекция у вас находится. Трудно достать. Своим людям раздаёте. Как бы попасть в этот список, я ведь тоже пейзажи люблю.

– А кто говорит? – Леонид Робертович внимательно посмотрел мне в глаза.

– Слухи ходят… – уклончиво ответил я. – Впрочем, утверждать не берусь… Может, посоветуете, к кому обратиться за консультацией? У вас же есть свой человек в Управлении, кому вы доверяете? Или даже несколько…

– Если нужны консультации по вопросам искусства, рекомендую обратиться по вашему новому месту работы, к Андрею Борисовичу Лощинскому. Он очень разносторонний специалист.

Я поморщился, почувствовав, что инициатива ускользает из рук.

– Но ведь Лощинский не занимается распределением материальных ценностей, – вновь решил напасть я. – У него и опыта такого нет. Он же филологом был в мире живых, учёным. Другое дело вы, Леонид Робертович, ответственный работник с огромным стажем… Начальник отдела по учёту и распределению жилой площади города N…

На лице Мацкевича вспыхнул нервный румянец.

– Бывший начальник, – сухо произнёс он, поднимаясь со своего места. – Это было в другой жизни. Давайте не будем вспоминать прошлое. Как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон.

– Как знать, – философски заметил я, наблюдая за Мацкевичем. Он подошёл к двери кабинета с явным намерением выдворить меня восвояси. – Иногда по прошлым поступкам можно судить о человеке и в настоящем.

– Не соглашусь с вами, Виктор Николаевич. Я вот вашего прошлого не знаю, но вижу, что вы – положительный усопший. Мой родственник, Иннокентий Петрович Загоруйко, то же самое сказал. Мы встречались недавно.

Меня опять передёрнуло.

– Да-да, так и сказал: «Смирнов – очень предприимчивый молодой человек. Умыкнул статуэтку Робеспьера, я и глазом моргнуть не успел».

– Он сам её передал. Для вас, между прочим, – покраснел я, вставая. – Из родственных чувств.

Мацкевич ехидно улыбнулся. Я поспешно направился к выходу.