Виталий Вавикин - Люди, ангелы и микросхемы

– Эй! – позвал Наоми один из санитаров. – Эй, ты!

Его лицо было черным от сажи, а руки буквально по локти в крови.

– Эй, ты можешь мне помочь? – крикнул он Наоми и прежде, чем она ответила, схватил ее окровавленной рукой и подвел к лежавшему на полу мужчине. – Вот так, – санитар взял Наоми за руку и прижал ее ладонь раненому к груди. – Не отпускай, слышишь? – заорал санитар. – Не отпускай, иначе он умрет.

Наоми осталась одна. Санитар исчез. Наоми узнала водителя туристического автобуса. Он смотрел на нее, и весь его образ резонировал, как это было прежде с преследовавшим ее ангелом. На лице мужчины не было страданий. Он словно не понимал, что ранен. Или понимал, но не чувствовал боли. Наоми хотела поднять ладонь и посмотреть серьезность его раны, но как только попробовала сделать это, в лицо ей ударил фонтан крови. Кровь попала в рот, в глаза. Ее вкус был металлическим, но не противным. Наоми выплюнула чужую кровь.

Водитель автобуса захрипел, пытаясь сделать вдох. Его резонирующий ореол вспыхнул ярче. Все вокруг как-то стихло. Неотложка уехала. Люди с вечеринки суетились на склоне. Если кто-то и был в доме, то Наоми не замечала их. Она искала музу, искала ангела, и вот теперь ангел был здесь – лежал и кровоточил, слепя глаза своим резонирующим образом. Истинным образом.

– Кто… Кто ты такой, черт возьми? – спросила Наоми, глядя умирающему водителю прямо в глаза.

Он снова захрипел, делая вдох.

– Я вижу, как ты пульсируешь, – сказала Наоми.

Она могла поклясться, что увидела, как мужчина вздрогнул.

– Ты ангел, да? – спросила Наоми.

– Кажется, я умираю, – мужчина поднял голову, пытаясь осмотреть свою рану. – Я не должен был умереть. Не так быстро… – резонансы его тела стали сильнее.

– Скажи мне, что я вижу? – потребовала Наоми.

– Ты… – мужчина смотрел ей в глаза. – Ты должна мне помочь. Если это тело умрет… Если я умру… То это будет конец…

– Конец? Конец чего?

– Мира, – сказал незнакомец, и кровавая пелена выступила на его губах.

2743 год.

Тихоокеанский жилой комплекс «Galeus longirostris». Население 9 млрд. человек (согласно переписи верхних ярусов и частично средних; жители нижней части комплекса не учтены).

«Да, с нижней частью всегда проблемы, – думает Тилдон Туке, стоя у окна, за которым на свободном рекламном щите транслируют новости. – Этот комплекс почти как человек – выше пояса личность, интеллект, а ниже – всего лишь животное».

На рекламном щите показывают лидера банды с нижнего яруса. Группировка называется «Двухголовые драконы». Последние беспорядки были устроены ими боле десяти лет назад. В остальном все идет своим чередом. Драконы осели на самых нижних ярусах. Их главная прибыль – синтетический псилоцибин. Официально он под запретом, но никто не контролирует эти поставки. После вспышки нейронных наркотиков возвращение к прошлому выглядит не таким уж и плохим. Да и ни один полицейский не станет спускаться на нижние ярусы. Это ад – душный, жаркий, опасный. В паре секторов находятся тюрьмы, но официальные дороги к ним перекрыты. Лишь десяток грузовых лифтов спускается в тюрьмы. И нет ни одного заключенного, который попытался сбежать. Уж лучше в тюрьме, чем на нижних ярусах.

Тилдон Туке слышал, что жизнь есть и под тюремными секторами. Где-то в ремонтных полостях гигантских, словно скалы, опорах комплекса. Тилдон Туке пытался представить себе людей, способных жить там, но не мог. Да и как представить жизнь, которая хуже ада? Всего социологи насчитывают порядка четырнадцати миллиардов людей в комплексе, плюс-минус один два миллиарда. Жители нижних ярусов плодятся, как кролики, умирают и снова плодятся. Воздух там очищается плохо, опреснители сбоят, да и все нечистоты с верхних ярусов проходят через их сектора. А старые системы давно нужно менять. Иногда нечистоты протекают и затопляют целые кварталы.

Ремонт дренажных систем находится исключительно под контролем местных группировок. Поэтому им не запрещают торговлю наркотиками. Их главные покупатели – жители средних ярусов. Если вспомнить иерархию христианской религии, от которой давно отказались, то средние ярусы – это Чистилище. Верхние – Рай. Там находятся настоящие небожители, потому что жилой комплекс действительно теряется где-то в пушистых облаках. Тилдон Туке живет в Чистилище.

Иногда, выходя на балкон своей квартиры, наблюдая, как по расчерченным повисшим в воздухе проекциям магнитных дорог ползут машины, он думает: «А можно ли увидеть из ярусов Рая небо? Настоящее звездное небо?» Запахи нижних кварталов поднимаются к верхним. Ярусы Ада пахнут солью и нечистотами. Чем ниже ты живешь в Чистилище, тем отчетливее запах. А как быть с Раем?

Туке слышал, что там установлены фильтры, и небожители не чувствуют в своем разряженном воздухе вонь нижних ярусов. Так же Туке слышал, что они не пользуются воздушными генераторами – ведь на такой высоте воздух умирающей планеты еще можно вдыхать без очистителей. Да и опреснители им не нужны, потому что там установлена специальная система сбора дождевой воды. Хотя в Чистилище тоже неплохо. Может, конечно, кто-то живет на нижних ярусах и говорит так же, но…

– А ты бы сходил как-нибудь, да посмотрел, – говорит Тилдону Туке его жена Рени.

Она – высокая блондинка, с которой они живут вместе уже девять лет. Стрижка короткая, глаза цвета стали. Когда они встретились, на Рени была форма служб правопорядка – серая с вкраплением красных полос. От глупой блондинки – только цвет волос. От женщины – бюст… и еще губы. Все говорят, что при знакомстве ценят в женщине глаза. Тилдон Туке ценил в Рени губы – полные и чувственные. За ними крупные белые зубы, хотя она и не отказывает себе в сигаретах. Кстати, сигареты в Чистилище достать сложнее, чем псилоцибин или кокаин. Курение запрещено, потому что загрязняет воздух. Так же запрещены все виды аэрозолей.

Туке слышал, что сигареты поставляют с верхних ярусов Рая – наверное, просто сплетни, но после визитов небожителей в участок 25, где работает Рени, она всегда приносит домой сигареты и сигары. Последние ей нравятся особенно сильно. Она садится на диван с бокалом синтетического коньяка, обхватывает губами сигару и, глядя на Туке, раскуривает ее – неспешно, эротично.

– Ну что, хронограф, я еще нравлюсь тебе? – спрашивает она.

Туке молчит. Молчит, потому что не хочет врать. За последние годы все как-то изменилось. Рени изменилась. Не то повзрослела, не то постарела. Тилдон Туке никогда не запоминал деталей ее лица – родимое пятно тут, крохотная морщина там… Не запоминал он и особенностей ее характера, чтобы отметить перемены. Чувствовал, но вот что? Рени стала жестче? Замкнулась? Секс с ней всегда был страстным, но однообразным. Она дразнила его, потом укладывала в постель и взбиралась сверху. Далее получасовая скачка, пара женских оргазмов и финишная прямая.