Роман Корнеев - Время смерти

Вот последнее и было самым вожделенным, зачем сюда многие ходили. Особенно учитывая те препятствия, которые приходилось преодолевать многим, чтобы вообще иметь возможность сюда попасть.

Нет, если ты наб, а по жизни – даншисейто, которому папа разрешил ходить ко взрослым дядям, то выпроси разъём в свою «айри» и гуляй во все поля. Только дальше портала тебя тут особо и не ждут. Смотри на развешанные повсюду топы, но в общем любая корпоративная сеть тебе будет куда приятнее. Там набов любят, они – рынок , а тут об тебя разве что ноги сперва вытирать не будут.

Другое дело, те самые взрослые дяди по жизни – в основном тот самый серый неприметный криль, три раза в неделю ночующий в подземке где-нибудь между Хоккайдо и Сянганом, подстелив газетку, потому что регулярно опаздывает на ночное закрытие перехода. Для них интервеб – запретный плод. Если в родимой корпорации узнают, что сотрудник шляется почём зря в интервеб, понизят в полпна с волчьим билетом.

В ответ одмины из числа конченых технарей давным-давно превратили интервеб в сложную сеть виртуальных машин внутри корпоративных ку-ядерных клаудов. Идёт постоянная борьба за фильтрацию и маскировку трафика, протоколов, процессов, данных. Простейшая карточка входа на самом деле – уникальный по дизайну ку-дешифратор, на уровне железа непрерывно мутирующий, меняющий на лету сигнатуры и алгоритмы шифрования, а при аварийном отстреле из гнезда «айри» внезапно оказывающийся обычной канистрой с тоннами слэша, но никаких следов интервеба внутри уже не будет. Зато слэш – забористый, студии «Дер Шницель», любой «желтожетонник» обзавидуется свежим поступлениям. Впрочем, кому и софткор «Игрек-арта» – уже повод для нагоняя по службе.

Если бы корпоративные секьюрити как следует взялись за дело, они бы может и выяснили, что разработка и производство копеечных разъёмов разбросано по всей планете, и, по-хорошему, ведётся самими же корпорациями. Только двум набам проще договориться, кто из них наб, а кто – госу, чем двум корпорациям задружиться на уровне секьюрити. Тем более что многие аналитики тех же корпораций шляются в интервеб, как к себе домой, причём вполне официально – с представительскими и разведцелями. Какой им смысл руинить то, что тебя кормит.

Если убрать с глаз долой толпы серотабардного сброда у порталов, добиться доступов куда надо, сделать себе имя (в идеально анонимном виртпространстве, не знающем главного бича корпоративных сетей – привязки к именным «айри» на уровне железа – это ой как непросто), то тут становилось очень интересно даже с чисто практической стороны.

Со сбродом, кстати, всё просто. Любитель приватности? Оп-па!

Стэнли щёлкнул пальцами, и набы растворились в небытие вместе со своими прописями – жалкими потугами на креатив. Раз в году можно и топы почитать, но это занятие для олдфагов, искренне полагающих, что в стаде из миллиона леммингов обязательно сам собой возникнет случайный шерстистый носорог. Но на то они и олдфаги.

Ладно, займёмся делом. Для таких, как Стэнли, интервеб был идеальной площадкой для сбора и распространения информации, его «айри» была существенным образом доработана именно с целью заменить то, чего никогда не было в интервебе – гигантские «полоскалки» поисковиков.

В виртуальном мире, где ни один ку-байт не задерживается в кеше боле двух суток, если к нему не было свежих обращений, Стэнли был чем-то средним между звездочётом, архивариусом и гадалкой. Он был писарем .

Слухи о писарях то и дело принимались бродить по интервебу, скорее как о чём-то, чего не может не быть , нежели о чём-то материальном. Иногда доходило до паранойи – модеры и одмины начинали размахивать баннхаммерами и «клетками для тигров», пытаться вычислить того, кто вдруг слишком много знает, или кто слишком часто вываливается (Стэнли каждый раз принимался мерзко хихикать, представляя, как он бы выходил , записывал бегом на бумажку дрожащим стилом, потом снова входил , бежал на место и так по кругу), или просто не приглянулся модеру согласно его текущей перверсии. Модера в итоге или выпиливали к чертям на сходке, или же он в результате революции всё-таки удерживался на своём месте, обладая достаточной харизмой, окукливая в итоге коммуну до состояния трёх друзей-анонимов.

В некоторые такие закрытые навечно уголки интервеба Стэнли даже был вхож, но там было неинтересно . Настоящая еда для писаря рождалась при стечении честного народа. В толпе было столько еды, что впору было лопнуть.

Самих же писарей большинство не без оснований считало мифом, страшилкой для зажратых корпов и личей, потребляющих, развлекающихся за чужой счёт, но ничего самих не производящих. Таких ненавидели особо, и припугнуть их страшным-коварным писарем – кто же откажется от фана.

А ещё корпы печально славились тем, что часто перекупали самых вкусных госу, и те навеки пропадали за стеной корпоративных сетей. Возвращались единицы, да и то так, пофлудить на стенке, не больше. Это считалось малым злом.

Контроллеры – вот был главный бич интервеба. Большинство народу по жизни было так замудохано корпоративными буднями, что даже в царстве анонимности они продолжали держать себя на коротком поводке, не выпуская на волю собственные пожизненные попаболь и ангст. И, в итоге, не давали еды персонально ему, Стэнли.

А в еде была вся его жизнь.

В сущности, каждый пользователь интервеба был биологическим квази-писарем. Иначе не возникали бы госу.

Госу становится госу, только когда его признают таковым остальные – от наба до последнего олдфага. Они вычисляли фэйкеров и ржали над тонкими пародиями других госу, в конце концов, они с полпна узнавали почерк любого известного мастера на аренах, а там кипела добрая треть всей общественной жизни интервеба.

Вот и сегодня, отключив к багу набов, на ходу помахивая знакомым голо-аватарам (две трети – фэйкера, да и хрен бы с ними), Стэнли намылился в сторону Холма, который уже добрых полгода венчал весёленько-голубой, словно надувная игрушка, колизей, на усыпанной крупным речным песком арене которого и должна была состояться назначенная на сегодня итоговая заруба , организованная гильдой трип-голографии «Левая сиська». В зарубе обещали принять участие гости из протестного олдскул-оркестра нонконтемпорального искусства «Отаке», аккомпанировать обещались сразу двое – гоп-басист Штырь и банда каскад-балалаечников «Хаврошечка» имени Петьки-Забияки. С Петькой год назад случилось то самое – перекуплен «Джи-И», с тех пор название звучит едкой издёвкой для всех, кто помнит. Писарь Стэнли к их числу относился в первую очередь.

Но хуже перекупленных были сейлзы. Эти твари здесь, цао, работали . Не заглядывали по старой памяти помянуть былые деньки с боевыми товарищами или поспорить о том, что «уже не торт» с такими же бородатыми олдфагами, нет. Эти бичи в восемь утра по Гринвичу наряжались в серые табарды и с ловкостью опытного фармера в считанные недели забирались, что особенно поганое, на самые верхушки топов. Их вычисляли, «ловили и били», но на следующее утро в восемь утра по Гринвичу всё начиналось заново. Потому что контролировать интервеб, влиять на него, пусть так, до первого фэйла, из-под полы, мечтала каждая поганая корпорация.