Роман Корнеев - Время смерти

Младшие директора из числа «земельных» не успели вскочить со своих кресел, как тут же на бегу зашептали на своём юэ 12 12 Юэ (кантонский) – группа диалектов китайской языковой группы, распространённая, в частности, в провинции Гуандун, в Гонконге и Макао . Однако стоило оставшемуся сидеть председательствующему зыркнуть в их сторону, их и след простыл. Коротышка поёрзал в своём красном шэнъи, будто даже собственная одежда в нём сейчас вызывала раздражение. В зале остались слепой и высокий, но последний всё тем же магическим мановением руки был отправлен восвояси. Всё, что нужно, ему передадут через референтов и прочих «белых» клерков.

В помещении снова наступила гробовая тишина. Слепой молча глядел в окно своей стрекозиной пластиной, огибающей лицо наподобие повязки на незрячих глазах. За окном колыхалось привычное марево, влажность в недрах Гуанчжоу даже летом редко понижается ниже восьмидесяти процентов, что уж говорить про зиму. Зачем вообще придумали эти окна, от них одни неудобства. Слепой поджал губы и отвернулся к стене, где слабо шевелились четыре иероглифа – корпоративная символика в декоре подобных помещений приветствовалась особо.

– Ты когда-нибудь сможешь меня простить, советник?

Слепой даже не повернулся на голос. Они уже много раз проговаривали этот ритуальный диалог.

– Зачем прощать то, с чем можно просто смириться, директор Цуй. Сделанного уже всё равно не исправишь.

– Но каждый раз, когда я тебя вижу в этих стенах, я вспоминаю, и не могу избавиться от мысли, что совершил тогда самую большую ошибку в своей жизни.

Ошибка. Занятно.

На человека по имени Ма Шэньбин, который тогда ещё не был слепым, пало подозрение в сотрудничестве с неуловимой Корпорацией, главной страшилкой «безопасников», разветвлённой анонимной сетью мелких компаний, в пору расцвета пронизавшей своими агентами влияния всю планетарную структуру корпоративного общества. За ней тогда, в середине десятых годов XXII века, начали охотиться буквально все, никто не имел иммунитета против допросов и преследований. Добрались и до Ма Шэньбина, тогда ещё никакого не советника, а просто клерка средней руки, делающего успешную карьеру в корпоративных кругах «земельного» уровня.

Допрос вели пятеро, сменяясь по очереди на моцион и передышку. Ему передышки не давали. Однако он не желал говорить, даже в точности зная, что именно они от него хотят услышать. Именно тогда один из пятерых, на миг выйдя из себя, перестарался и выбил подследственному левый глаз. Правый остался в орбите, но отёк зрительного нерва кончился вот этим – стрекозиными «проекторами». Обвинение тогда с него запоздало сняли, найдя более сговорчивого кандидата на роль крайнего, а пятерых дознавателей шесть лет спустя он лично удавил одного за другим на глазах друг у друга. А последний удавил себя сам – самозатягивающейся полимерной струной, обмотанной вокруг мошонки и шеи так, чтобы в самом конце хоть как-то дышать можно было, лишь почти упершись самому себе подбородком в живот. Такое милое соревнование, что произойдёт раньше – треснут позвонки, оторвутся яйца или наступит долгожданная асфиксия. Боль при этом подопытный испытывал ровно такую, чтобы ни в коем случае не потерять сознание до самого конца.

Приказ о взятии Ма Шэньбина под особый надзор, а потом и о его допросе с пристрастием отдавал этот самый коротышка со слишком большим носом, Цуй Хунхай. Он же потом снял со слепого все обвинения. И оставил у себя личным помощником, а потом и возвёл в статус советника корпорации «Янгуан Цзитуань». О чём ни разу не пожалел за прошедшие с тех пор более двух десятков лет. Но оба так и не забыли. Да и как забудешь, что слепой – слепой.

– Оставим это. Вы хотели у меня что-то спросить?

Директор Цуй снова заёрзал.

– Я не хотел говорить тебе при всех, именно помня, что между нами когда-то произошло.

Произошло. Какое хорошее слово.

– Но я вижу в этом всём руку Корпорации. И твой рассказ о ещё двух диверсиях мои догадки только укрепил.

Слепой даже бровью не повёл, продолжая исследовать стену.

– На Земле и в космосе застыло перемирие. Много лет не было ни значительных конфликтов, ни даже заметных торговых эмбарго между корпорациями. Наёмники и кучка прикормленной тем или иным гигантом шушеры не в счёт, они давно уже лежат у наших ног и ждут подачки. Где в этом застойном болоте спрятаться Корпорации. Мы до сих пор, – слепой показал на свои глаза, – толком не знаем, существовала ли она в действительности. Пара полузасыпанных котлованов и заброшенных лабораторий у нас под носом – всё, что мы имеем. Таких котлованов северные варвары нарыли тысячи, от них вообще одни котлованы да старые нефтяные вышки и остались, когда туда пришёл народ хань. Знаете, директор, поговорите на эту тему лучше с Ван Ланьцзюем.

– Директор Ван, – коротышка словно выплюнул это имя, – он расходует много кредитов и требует всё больше ку-ядер для своих лабораторий. А в результате он мне сообщает ровно то, что я сам бы смог догадаться без всех его университетских дармоедов. Ты мне скажи, если Корпорация всё-таки существовала, то по какой причине она так надолго залегла на дно?

– И главное, что её могло заставить сейчас снова начать действовать? Вы же это хотите меня спросить?

– Да.

Слепой твёрдым шагом подошёл к коротышке и склонился над ним, словно пристально всматриваясь.

– Пусть мне доставляют все данные о происшествиях. Любые. Только не надо мне этих ваших сыскных отбросов из допросных камер. Только факты. Где, когда, участники, пострадавшие, результаты первичного осмотра на месте. А директор Ван пусть занимается восстановлением нормального функционирования нашего промкомплекса в системе Юпитера. Это ему как раз по плечу.

Слепой снова распрямился и отошёл на пару почтительных шагов.

– Лучше не скажешь. Так и поступим.

С этими словами директор Цуй удалился.

Слепой некоторое время вновь не отрывался от мороси за окном, потом тоже вышел.

По дороге в апартаменты ему пришлось пройти через три кордона «красножетонников», однако его статуса было достаточно, чтобы всё ограничивалось дистанционным просвечиванием там, где референтов обычно банально обыскивали. Перед ним дежурящие за бронестеклом почтительно склонялись, двери распахивались сами собой. Десять секунд ожидания лифта, одного из трёх выделенных для нужд директората, и он почти дома.

Подсветка в комнатах по-прежнему была выставлена на полный минимум, так что контур присевшей в кресло фигуры был едва различим. Слепой о чём-то размышлял, время от времени отправляя какие-то запросы через свою «айри». Так он провёл два с половиной часа, а потом отправился спать. Слуг для этого он по заведённой привычке звать не стал.