Йен Макдональд - Новая Луна

– А когда ты в последний раз был на поверхности? – Карлиньос дурашливо пинает брата в живот. – Что это я сейчас почувствовал? Брюшко. Ты потерял форму, ирман. Вспомни, какой подготовки требует поверхность. Ты переборщил с совещаниями. Мы добытчики гелия, а не какие-нибудь бухгалтеры.

Старший и младший мальчики Корта обожают спорт. Страсть Карлиньоса – пылевой байкинг. Он пионер этого экстремального увлечения. Он разработал байки, модифицировал скафы. Он рассекал по всем Дождливым Апеннинам и устроил гонку на выносливость через Море Спокойствия. Спорт Рафы спокойнее и предназначен для более закрытых пространств. Он владеет гандбольной командой из ЛГЛ. Они занимают высокое место в премьер-лиге. Рафа разделяет эту манию с шурином, Джейденом Вэнь Сунем, владельцем «Тигров Сунь». Они состязаются с юмором и свирепостью.

– Побудешь тут после вечеринки? – спрашивает Рафа.

– Я присудил самому себе увольнительную. – Карлиньос провел три месяца в Море Спокойствия, добывая гелий.

– Приходи на игру. Ты должен увидеть, что мы делаем.

– Проигрываете, как люди говорят, – отвечает Карлиньос. – Где же наш лунный бегун? Я слышал про парня Асамоа. Благое дело. Если Лукасинью когда-нибудь захочет поработать снаружи, я найду, куда его пристроить.

– В жизненные планы Лукаса это не входит.

В двух шагах от Карлиньоса – второй молодой человек в пов-скафе, темный в той же степени, в какой Карлиньос светел, с красивыми скулами и узкими глазами охотника.

– Вагнер, ирман, – говорит Рафа. Вторая волна ударов костяшками. Вагнер, самый младший брат, робко улыбается.

Луна липнет к ноге дяди Карлиньоса, вся перемазавшись в лунной пыли.

– Дайте-ка я на вас посмотрю! – объявляет Ариэль, прибывая со своей свитой. – Мои красивые мальчики! – Она изгибается, подставляя щеку для поцелуя, но не прикасается ни к Карлиньосу, ни к Вагнеру. На ее платье – никаких грязных пятен.

Лукас появляется с тактическим опозданием. Приветствует Карлиньоса вежливо, но без особого воодушевления. Поворачивается к Вагнеру.

– Люблю вечеринки. Все эти дальние родственники, с которыми не общаешься…

– Вагнер здесь в качестве моего гостя, – быстро говорит Карлиньос.

– Разумеется, – соглашается Лукас. – Мой дом – твой дом.

Между Вагнером и Лукасом возникает электрическая дуга неприкрытой ненависти, потом Карлиньос берет Вагнера за локоть и увлекает в толпу гостей.

– Луна, ступай-ка вместе с мадриньей Элис, – говорит Рафа.

– Давай хоть немного очистим тебя от грязи, – говорит мадринья Элис. Она паулистана, на голову ниже поколений, рожденных на Луне. Из земных женщин получаются сильные суррогатные матери. Корта никому, кроме бразильянок, не позволяют вынашивать своих детей. Элис берет испачкавшуюся в саже маленькую Луну за руку и уводит от взрослых разговоров поглядеть на музыкантов.

– Лукас, не здесь, – негромко говорит Рафа.

– Он не Корта, – просто заявляет Лукас.

Тыльной стороны ладони Лукаса касается чья-то рука. Рядом с ним Аманда Сунь.

– Даже для тебя это было грубо, – с упреком говорит она. Аманда Сунь из третьего поколения; по-лунному высокая, выше своего мужа. Ее фамильяр – темно-красная «чжень», Змея. Сунь традиционно облачают фамильяров в гексаграммы из «Книги Перемен».

– Почему? Это же правда, – говорит Лукас.

Общество удивилось, когда Аманда Сунь переехала из Дворца Вечного Света в еще не достроенный Боа-Виста. В никахе это не оговаривалось. Брак был в значительной степени династическим. Сдержки, противовесы, оговорки об аннулировании – все на месте. Однако Аманда Сунь явилась в Боа-Виста и прожила там семнадцать лет. Она кажется такой же его частью, как тихие ориша или бегущая вода. Общество – та его часть, которой по-прежнему не все равно, – думает, что Аманда затеяла долгосрочную игру. Суни были среди первых поселенцев; вместе с Маккензи они считают себя старой гвардией, истинной лунной аристократией. Больше полувека они сражались с гегемонией Народной Республики, которая была не прочь использовать Дом Сунь в качестве плацдарма для захвата власти на Луне. Всем известно, что Суни не женятся на ком попало.

Последние пять лет Лукас Корта живет в своей квартире в Жуан-ди-Деусе.

Музыка – мягкий босаджаз – останавливается. Бокалы замирают на пути к губам. Разговоры угасают; слова испаряются; поцелуи прерываются. Все как зачарованные глядят на маленькую женщину, которая появилась из двери между огромными, безмятежными лицами ориша.

Прибыла Адриана Корта.

– Разве тебя не станут искать?

Лукасинью взял Абену Маану Асамоа за руку и повел прочь от оживленных троп, по коридорам, озаренным бликами света из других помещений – строительным ботам требовался свет, – по свежевырубленным залам и комнатам, где еще слышен гул машин-копателей.

– Они будут целую вечность целовать друг другу руки и толкать речи. У нас предостаточно времени. – Лукасинью тянет Абену к себе. Жаркие лампы смягчают постоянный подповерхностный холод в минус двадцать, но воздух достаточно прохладен, чтобы дыхание повисало облачками и Абена дрожала в своем вечернем наряде. У Луны холодное сердце. – Ну так что это за особенная вещь, которую ты хочешь мне дать? – Лукасинью ведет рукой вдоль бока Абены, останавливается на ее бедре. Она со смехом отталкивает его.

– Коджо прав, ты плохой мальчик.

– Плохой – это хорошо. Нет, серьезно. Да ладно тебе, мы же лунные бегуны. – Его другая рука гладит «Госпожу Луну» Абены, движется, точно паук, вверх, к обнаженной части ее груди. – Мы живы. Прямо сейчас мы живее кого бы то ни было на этом куске скалы.

– Лукасинью, нет.

– Я спас твоего брата. Я мог умереть. Я почти умер. Я был в гипербарической камере. Меня ввели в кому. Я вернулся и спас Коджо. Я не был обязан так поступать. Мы все знали, чем рискуем.

– Лукасинью, если будешь так продолжать, все испортишь.

Он поднимает руки: сдаюсь.

– Ну так в чем дело?

Абена раскрывает правую ладонь. Там серебро: мерцающий металлический «зуб». Потом она резко подымает руку к левому уху Лукасинью. Он вскрикивает, прижимает ладонь туда, где неожиданно вспыхнула боль. На пальцах кровь.

– Что ты натворила? Цзиньцзи, что она натворила?

«Мы за пределами зоны покрытия камер Боа-Виста, – говорит Цзиньцзи. – Я не вижу».

– Я дала тебе кое-что, чтобы ты запомнил Коджо. – Может, дело в красном отсвете жарких ламп, но Лукасинью видит в глазах Абены сияние, какого никогда не знал. Он не понимает, кто она такая. – Знаешь, что о тебе говорят? Что ты делаешь новый пирсинг после каждого разрыва отношений. Что ж, со мной все иначе. То, что я воткнула в твое ухо, означает сотворение новых отношений. Это обещание. Когда тебе понадобится помощь Асамоа – на самом деле понадобится, когда не будет другой надежды, когда ты окажешься в одиночестве, обнаженный и беззащитный, как мой брат, пришли мне эту вещь. Я буду помнить.