Александра Нюренберг - Планета Навь

И вот Энки бродил позади детской толпы. Нежные южане – они были в тёплых куртках, прятали руки в карманы.

Что-то делали с флагом.

Кусты, толпящиеся у сапог долговязых растительных гвардейцев, сразу ставшие похожими на маскировку, с пониманием важности происходящего прикрывали двоих ребят, обеспечивающих музыкальное сопровождение.

Приглашённые гости – местные отслужившие офицеры и гости из столичного корпуса – скромно стояли дураки дураками сбоку.

Только один не чувствовал себя глупо. Вольно свесив по начинающим тучнеть бокам мощные возле плеч руки, солидный и ладный полковник с золотистой бородкой, преспокойненько изображал выломанную из какого-нибудь шедевра архитектуры кариатиду, и метал вволю туда-сюда суженными от утреннего холодка светлыми глазами.

Энки уставился на него в надежде, что тот отколет какой-нибудь номер, вроде как изрыгнёт пламя.

Он знал, кто этот гость, до того как ведущий хлопотливо объявил, что флаг поднимет выпускник этой «замечательной школы» – был назван год – Хатор сир Алан. Да его звать Чжу Ба Цзе, – мысленно оборвал оратора Энки.

– Славный сын Отечества… герой великой войны…

Энки знал, что славный сын Отечества был старшим лейтенантом с убийством и со штрафротой в досье, когда война застала его вместе с девяткой патрульных на барражировке в далёком секторе космоса. Высадившись на дрейфующую цепочку небесных гор, они собирались осмотреться – то есть, попросту попьянствовать и расслабиться.

Они оказались в окружении быстрее, чем откупорили бутылки и расстегнули верхние пуговицы. Окаянный флот вторженцев, его смертники-фуражиры бесшумно оседлали хребты Далёкого Кольца.

Десятеро, из которых самым старшим был майор с восточного побережья, побросали бутылки в плетёные корзины. Пять маленьких истребителей времён конца предшествующей войны, вроде жестяных коробок из-под сардин, но вполне манёвренных, ждали на каменистой площадке, слава Абу-Решиту, под защитой большой скалы забавной формы. Комэск успел окрестить её такой сочной идиомой, что это даже стало поводом для первого, так и не орошённого ни единым глотком тоста.

Тщетно ждали приказа или вообще чего-нибудь, болтаясь у берегов средних размеров архипелага. Пару раз пришлось вплыть среди метеоритных островов в самую гущу кристаллического сора – пережидали громкоголосых флагманов захватчика, двинувшихся сразу следом за разведотрядом. Тяжёлые блестящие корабли, поворачивая пушечные дула, весело прошли, приминая серебристые облака, сытые, нос в табаке.

В эфире уловили и вволю наслушались переговоров между командирами кораблей. Тогда существовали только опытные образцы Мегамиров, которыми, конечно, эскадрильи салаг не оснащали. Все остальные штучки-дрючки, появившиеся в первое десятилетие после войны, тогда было возможно вообразить либо с перепою, либо от большого недооценённого таланта мультипликатора.

Потому оставался эфир, старый недобрый эфир, – и железные дракончики Ану – с полутысячей часов налёта, из которых большая часть приходилась на комэска – с величайшим интересом и ужасом слушали чужие голоса привидений в холодной черноте.

Восьмеро из них были прелесть, ну, почти невинные дети. Один был, как и сказано, командир. Один был будущий Чжу Ба Цзе.

Ану вёл переговоры с президентами материков, которых на родине было принято называть ренегатами, но именно они изъявили намерение перед лицом, жутким лицом из космоса, стать или назваться союзниками.

Критики политического устройства Южного Материка умолкли – требовать соблюдения прав нибирийца и свободных выборов было неловко: только эта несчастная страна, никогда ни одного дня не знавшая свободы, отказалась капитулировать.

Начались переговоры, которые – опережая события, скажем – ни к чему практически не привели.

Но тогда, они оказались спасены этим.

Корабль смылся… форпосты незахваченных территорий в ближнем космосе растерянно пропустили их, смолчав о нарушениях космограниц.

Вероятно, командиры погранок сами, на свои головы принимали решения, не видя на фюзеляжах нарушителей знака, который уже всем был известен и ненавистен. Короткие предупреждения в эфире быстро обрывались, и на чужих языках им было предлагаемо удалиться за пределы границ со всей возможной поспешностью.

Так, ведомые солидарностью лётчиков всего перепуганного мира, они выбрались в преддверия Дальнего Космоса.

Скитания в лабиринте Кольца… далёкий полёт… рискованная высадка на территориях дальних механизированных ферм на малых планетах, уже захваченных Спутником, который теперь заполучил прописную букву… На окраине, где запахло путешествием в один конец, они ощутили, что вырвались из окружения.

Вступая в незапланированные схватки с патрулём оккупантов, они почти счастливо выходили из переделок, благодаря чистоплотности комэска, никогда ничего за собой не оставлявшего. И если красные трассы, заканчивающиеся фейерверком огней где-то в пропасти, и осветили несколько раз их скорбный путь, героями они себя не почувствовали. Они просто радовались.

Истребителей осталось пять, и тех, кто внутри – тоже пять.

Старший лейтенант был ведомым у комэска, а это так трудно – не отвлекаться. Иногда, впрочем, комэск, загнав противника, по-дружески отступал, чтобы позволить выразить свои чувства ведомому и таким образом отдать ему дань уважения за самоотверженность и занудство.

Совершив гигантский круг по обитаемому квадрату, они пробрались к Нибиру сквозь архипелаг, который теперь был для них единственно понятным местом как насест в голубятне.

И высадились на родной планете в чужой стране в горах… возле океана.

Там они соединились с маленьким подразделением, созданным мятежным военачальником сданной правительством страны. Цель – для борьбы с внешним врагом – была названа издалека, не в эфир – а в рупор, с использованием нескольких международных слов и обильной жестикуляции, под прикрытием двух пистолетов – по одному с каждой стороны.

Подразделение, с которым они соединились, было вне закона в своей стране. Сами они испытывали смутные сомнения относительно своей судьбы на Родине. Ведь они оказались в окружении. Разве южанин может оказаться в окружении?

Отечество дружественного военачальника было оккупировано в первые дни налётов. Правительство, по выражению сепаратиста, как оказалось, имело своё призвание, связанное с оказанием гигиенических услуг захватчикам – а какое, сепаратист сказал, но пришлось позвать толмача, и после того, как лингвистический комок был благополучно распутан покрасневшим парнем-переводчиком, раздался оглушительный смех.