Константин Соловьёв - Геносказка (сборник)

– И они полюбили друг друга? – спросил Гензель. Он хорошо знал уличные сказки Шлараффенланда, популярные среди ребятни, как правило, довольно бесхитростные и похожие друг на друга по своей сути. Неразделенная любовь всегда была одним из самых стандартных их элементов. Не менее привычным, чем поцелуй, который уничтожал наложенное генопроклятие и превращал чудовище в красавца.

– Да, – сказала геноведьма, прикладывая палец к губам и призывая Гензеля внимательно слушать. – Изуродованная бедняжка, которую дразнили Рыбохвосткой, без памяти влюбилась в молодого тригинтадуона. Настолько, что с того момента забыла все на свете.

Гензель исподтишка взглянул на сестру. Она с детства терпеть не могла историй такого рода. Когда соседские девчонки с затаенным дыханием слушали о том, как чудовище превращается в красавицу, Гретель презрительно хмыкала и пыталась объяснить, что подобное форсированное изменение фенотипа просто взорвало бы плоть несчастного, вне зависимости от того, сколько генетически активного агента было в слюне поцеловавшей его дамы.

Со временем все привыкли к тому, что Гретель совершенно равнодушна к любым сказкам, и только Гензелю удавалось изредка увлечь ее, выбирая те из них, где было поменьше любовных тревог и побольше правдоподобных генотрансформаций. Такие истории Гретель соглашалась слушать, хоть частенько и встречала их неожиданно едкой для десятилетнего ребенка критикой.

Но этот рассказ она слушала затаив дыхание. С таким выражением на лице, с каким никогда не внимала рассказам старшего брата. Гензель ощутил легкий внутренний укол. Излишне глубокий, чтобы можно было назвать его ревностью.

– Рыбохвостка понимала, что у нее нет ни единого шанса влюбить в себя молодого тригинтадуона. Ее генетическое уродство было столь сильным, что ей не под силу было даже выбраться на берег. И она отправилась к геноведьме.

– К вам, госпожа? – не без язвительности поинтересовался Гензель.

Геноведьма рассмеялась. Хрипловато, но вполне музыкально.

– Ну что ты! Я давным-давно зареклась творить геномагию там, где каким-то образом участвуют молодые гормоны. Из этого никогда не выходит ничего хорошего, уж поверь мне. Нет, это была моя… знакомая. И она решила помочь бедняжке, дав ей генетическое зелье. Ты ведь знаешь, что такое генетическое зелье, Гретель?

– Конечно, знаю, – тут же отозвалась Гретель. – Биологически активное вещество. Оно… Манипур… лир… лирует с генетическими цепочками, уничтожая их или необратимо меняя.

– Молодец, – похвалила ее геноведьма покровительственным тоном. – Ты способная ученица. Наверно, ты знаешь и то, что ни одно генетическое зелье не способно на невозможное. Закон сохранения веществ и энергии, множество биологических факторов, особенности самого фенотипа, наконец… Изменить геном – не то же самое, что изменить прическу. А тем более – изменить сам фенотип! Иногда преобразования идут по неожиданному пути или вовсе оказываются фатальными для организма. А те, кто им подвергаются, не всегда получают то, чего хотят. Еще одна причина, отчего с геноведьмами особо не церемонятся… Рыбохвостке было обещано, что после того, как она выпьет генозелье, ее костная и мышечная ткани подвергнутся резкому и очень сложному преобразованию, а затем превратятся из хвоста в пару стройных девичьих ножек. Но за стройные ножки издавна полагалось платить цену… Активные агенты, содержавшиеся в зелье, должны были вызвать распад определенных белков в организме, а вслед за ним – полную деградацию мышцы, отвечающей за голосовые связки. Проще говоря, она должна была онеметь ради возможности ходить на своих двоих. Потерять свой прекрасный голос. И эта цена не показалась Рыбохвостке слишком высокой. Не раздумывая, она выпила зелье.

Гензель напрягся. Ему показалось, что в истории, изначально излишне слащавой и романтической, не для мальчишек, вдруг возник неприятный и неуютный холодок. А может, это похолодел голос рассказчицы, ставший из задумчивого и размеренного почти равнодушным.

– Три недели мучилась Рыбохвостка, пока перестраивался ее скелет и мышцы. Это оказалось ужасно больно, но она терпела, помня лицо молодого тригинтадуона. И наконец она впервые в жизни вышла на берег. На своих собственных ногах. Она выглядела прекрасной юной девушкой – ведь все следы генетических мутаций и коррекций были отныне невидимы, сокрыты внутри нее, как в непрозрачном сосуде. Извечная человеческая история – фенотип и генотип. Иной раз в хорошем доме вам могут подать старую, запечатанную сургучом бутылку с вином, розлитым в незапамятные времена. Вы срезаете пробку, предвкушая его сказочный вкус, и вдруг вас тошнит прямо под стол. Потому что серая гниль, проникшая в бутылку много лет назад, превратила вино в зловонную жижу. Но можно ли это сказать по бутылке?.. Извините, я отвлеклась. Только говорить она не могла: горло больше не повиновалось ей. Впрочем, это была ее цена, а в вопросе цены люди иногда делают глупости. Рыбохвостке удивительно повезло. Она отправилась в город и встретила там молодого тригинтадуона со свитой. Увидев ее, он влюбился без памяти. Ничего удивительного – ведь внешне она была очень мила и совершенно не имела дефектов. «Эта девушка, должно быть, на удивление чистой крови! – воскликнул потрясенный тригинтадуон. – Возможно, она принцесса или дочь какого-то сеньора. Такая красота невозможна для обычного человека. Клянусь, я возьму ее в жены!» Так и случилось. Он взял ее в жены, несмотря на то что она была нема, уверенный в том, что это не генетический дефект, а последствия травмы. Пара стройных женских ног, как выяснилось, весомый аргумент в любом споре, включая чистоту крови…

– Он женился на ней, не сделав генетического анализа? – удивленно спросила Гретель.

Геноведьма легко погладила ее по белым как снег волосам:

– Мое дитя… Любовь способна ослеплять людей сильнее, чем наследственный дефект сетчатки. Нет, он не сделал анализа. Он был убежден в том, что она чистейшей крови. А она, в свою очередь, не собиралась его разубеждать. Зачем? Кто своими руками режет горло своему счастью?.. Но если геноведьма и ждала благодарности от бывшей Рыбохвостки, которая теперь жила во дворце тригинтадуона и носила в себе его ребенка, то напрасно. Вскоре после свадьбы ее схватили слуги новой госпожи и, удавив петлей, швырнули тело в сточную канаву.

– Почему? – забыв про осторожность, выдохнул Гензель. – Почему они сделали это?

Геноведьма слегка наклонила голову. Посадка ее головы была безупречной, а шея – стройной, как у лебедя. Ни одна из женщин, виденных Гензелем дома, не могла бы похвастаться подобным телосложением и грациозностью движений. Но было это даром природы или же следствием наложенных ею геночар?.. Гензель не был уверен в том, что хочет знать это. Была бы его воля, он предпочел бы вовсе не получать ответов на вопросы, покинув странный дом поскорее.