Константин Соловьёв - Геносказка (сборник)

– Вопрос цены. – На губах геноведьмы заиграла саркастическая улыбка. – Счастье новой жены тригинтадуона стоило жизни одной ведьмы, разве не так? Вдруг их секрет выплыл бы наружу и тригинтадуон внезапно узнал бы, что женщина, которую он почитает едва не за святую, за непорочное и генетически чистое вместилище духа Человечества, суть грязный мул, проживший всю свою жизнь в зловонных морских водах и жрущий сырую рыбу? Она ведь была испорчена от рождения, а зелье дало ей ноги, но не новую суть. Оно изменило ее фенотип, но не генотип. Ты ведь знаешь разницу, дитя мое?

Гретель отозвалась мгновенно. Для нее этот вопрос, в отличие от Гензеля, не представлял никакой сложности.

– Фенотип – это наше тело. Его черты и свойства. Генотип – то, что спит в нем, но что мы передадим нашим потомкам. Но они не равны друг другу. Можно выглядеть как настоящий человек, но при этом рожать одних только жаб…

– В общих чертах правильно. Изменения, которым подверглась Рыбохвостка, касались лишь ее, но отнюдь не ее потомства. Можно изменить внешность, но природу изменить невозможно. За эту сделку Рыбохвостка заплатила голосом, а геноведьма – жизнью.

– Закончилось, конечно, как обычно? – Гензель не скрывал разочарования. Большой знаток подобных историй, он знал несколько дюжин подобных концовок. – Они полюбили друг друга и жили вместе еще сто лет в любви и почете?

Голос геноведьмы стал прохладней. Может, всего на полградуса, но Гензель это отчетливо почувствовал. Вероятно, это был лишь порыв прохладного воздуха, донесшийся из огромных легких мясного дома?..

– Ты-то любишь сказки, Гензель?

Он смутился.

– Не то чтобы люблю… Но кое-что знаю.

– Мой брат знает все сказки на свете, – невпопад похвасталась Гретель, вытирая рукавом испачканное после трапезы лицо.

Геноведьма задумчиво провела пальцем по своему идеально очерченному подбородку.

– Не все сказки, которые рассказывают о геночарах и геноведьмах, правдивы. Люди, которые их рассказывают, часто предпочитают искажать то, чего не понимают, или изменять концовки, которые им не по вкусу. Наверно, это тоже часть человеческой природы. Они хотят, чтобы геночары выглядели загадочными и прекрасными, но совершенно не желают узнавать их подноготной. Подлинное описание процесса делает сказку скучной, а настоящие события – страшной. Если бы сказки рассказывали сами геноведьмы, никто не стал бы их слушать, а дети разбегались бы, плача…

– Так чем закончилась история с тригинтадуоном и его женой?

– История закончилась тем, что бывшая Рыбохвостка родила от него. Наивная душа. Впрочем, многие убийцы чересчур наивны, это их губит… Заполучив прекрасный фенотип, она забыла, что внутри ее генотипа скрывается грязь генетической скверны. Забыть про содержание, упиваясь изысканной формой, – это ведь так по-человечески, верно?.. То ли она понадеялась, что сила любви исправит то, чего не смогли исправить лучшие генетические технологии мертвой ведьмы, то ли просто уверилась в том, что чиста и здорова, разглядывая в зеркало свое новое тело…

– Кто у нее родился? – взволнованно спросила Гретель. Судя по тому, как сжались ее губы, она не ожидала хорошей концовки.

– Иногда бывает такое, что в семье чистых кровью аристократов рождается что-то нелицеприятное, иногда с лишней парой ушей или стрекозиными глазами. Ты ведь знаешь, Гретель, что один процент порченого генома, особенно объединенный с таким же у второго родителя, может привести к чудовищным последствиям? Ну конечно же знаешь. Как глубоко мы ни погрузились бы в чертоги геномагии, всех ее законов и принципов нам никогда не познать. Включая принципы наследования. Какая сила в мире отвечает за то, какими хромосомами вы наделите свое дитя?.. У двух квартеронов, в каждом из которых по пятнадцать процентов порченой крови, может родиться вполне здоровый ребенок, у которого процент будет не выше десяти. Вопрос лишь в том, что он возьмет от своих родителей… Представь, что будет, если взять ведро, насыпать в него поровну чечевицы и фасоли, а потом запускать туда вслепую руку. Вероятность того, что ты вытащишь, чечевицу или фасолину, будет приблизительно одинакова. Но даже если наполнишь ведро почти одной фасолью, всегда остается мельчайший шанс, что вытащишь чечевицу, так ведь? Точно так же крошечный генетический брак почти чистокровных родителей может вызывать непредсказуемые уродства плода. Подобные уродства часты в благородных домах, поскольку, как я уже сказала, многие сеньоры отнюдь не настолько чисты кровью, как записано в их генетических картах.

– Ее муж не был чист? – настороженно спросил Гензель. Эта история ему с самого начала не понравилась.

– К несчастью для Рыбохвостки, ее муж был самым настоящим тригинтадуоном с минимумом примесей в геноме. А вот она от рождения была самым настоящим мулом – с соответствующим приданым. Это был союз красавицы и чудовища. Только чудовищем была она сама. А такие союзы, как правило, обречены…

– Ребенок их тоже был мулом? – спросила Гретель удивительно спокойным тоном, который не понравился Гензелю: очень уж по-деловому это прозвучало.

Геноведьма покачала головой.

– Он не был мулом. Семьдесят восемь процентов бракованного генома. Больше половины. Это даже не мул, это человекоподобное чудовище. Таких обычно изгоняют из города, если попросту не убивают при родах.

Гензель машинально стиснул зубы, забыв про еду. Да, то, что рассказывала геноведьма, было плохой, крайне плохой сказкой. По крайней мере, он не был уверен в том, что захочет кому-то ее пересказать.

– Их ребенок был с тремя недоразвитыми руками, сплющенной головой и расколотой волчьей пастью. От своей матери он унаследовал чешую и сильный голос. Говорят, когда он кричал, лопались стекла в дворцовом лазарете… Счастливый отец, ослепленный любовью, весьма быстро обрел ясность зрения. Через час его избраннице насильно сделали генетическую пробу. Через три – Рыбохвостку заживо четвертовал на плахе королевский палач. Говорят, в наказание за ее коварство тригинтадуон повелел каждый год сбрасывать на ее безымянную могилу телегу протухших рыбьих хвостов… В городе, где она жила, эта могила даже стала местной достопримечательностью. Вот так закончилась история про одну наивную девицу и одну глупую ведьму.

– А что сталось с… ребенком? – спросил Гензель против воли.

Но геноведьма лишь пожала плечами:

– Не имею представления. Должно быть, свернули шею и скинули в подвал. Вы даже не представляете, как часто под дворцами встречаются подвалы, набитые плодами несчастной любви…

– Это… плохая сказка, – выдавил из себя Гензель.

Геноведьма мягко коснулась его плеча. Рука у нее была невесомой, а кожа – почти такой же бледной, как у Гретель.