Дэйв Хатчинсон - Осень Европы

– Вообще-то, – сказал сапожник, роясь в одном из кейсов, – с их стороны это умное решение.

Руди попытался изобразить интерес.

– Да?

– Не у многих сейчас найдутся инструменты, чтобы успешно выполнять такую работу, – он достал из кейса два штемпеля и две чернильные подушечки. – Приходится смешивать чернила самостоятельно. Особые флуоресцентные краски, магнитные частицы. Очень хитро.

Руди посмотрел на часы.

Сапожник аккуратно приложил штемпели к чернилам и проставил визу резидента и разрешение на работу. Затем достал роскошную старинную перьевую ручку «Шифер» и прописал в штемпелях даты и инициалы. Затем поставил разные подписи другими красивыми ручками.

– А потом, конечно, им надо было все испортить, – он набрал еще пару команд, и другая коробочка выдала длинную ленту пластика со штрих-кодом. Сапожник снял наклейку и наложил штрих-код на последнюю страницу паспорта.

Наконец он пооткрывал паспорт на разных страницах и размял переплет. Потом закрыл и согнул книжицу. Наклонился и потер обе обложки и края о пыльный пол.

– Поздравляю, – сказал он, протягивая паспорт Руди. – Ты Тонну Лаара.

– Спасибо, – сказал Руди, принимая паспорт. – И правильно говорить Тонну.

Сапожник улыбнулся.

– Другое дело. Уважаю человека, который знает, как правильно произносить собственное имя.

Поляки начали прибывать за пару дней до Нового года.

Первой, 29-го, приехала дюжина человек на трех машинах с лыжами на крышах. Все были знакомы друг с другом, заселились в отель и отправились прямиком на склоны.

Этим вечером прибыл автобус еще с тридцатью, все были нагружены экипировкой для катания. Из своего люка Руди наблюдал за ними во время ужина, как они критиковали еду и выкрикивали друг другу добродушные оскорбления.

На следующий день – еще больше машин и новый автобус. «Пакетный тур, организованный какой-то фирмой в Верхней Силезии», – сообщил Ян.

– Они останавливаются в городе и скупают в супермаркете весь алкоголь, а потом поднимаются сюда и пьют как сумасшедшие, – сказал он.

– Зачем? – спросил Руди.

Ян размашисто пожал плечами, словно хотел продемонстрировать, что мотивация поляков была для него так же необъяснима, как механика космоса.

Неважно. Большинство поляков из первой автобусной партии на следующее утро покинули отель и нацепили лыжи почти в тот же миг, как над далекими пиками поднялось солнце. Другие остались в своих номерах и приступили к закупленной выпивке, и, когда ранним вечером прибыла вторая компания, уже шумная и пьяная, между двумя группами завязалось несколько потасовок.

Тип некоторых отдыхающих был знаком Руди. Лыжники были обычными поляками, приехавшими, чтобы покататься по склонам и весело провести канун Нового года. А пьющие были моложе тридцати и хорошо одеты – молодые польские предприниматели, которые заработали очень много и очень быстро и захотели отвезти подружек на дешевые, шумные, пьяные каникулы. Тем вечером в столовой много кричали и даже бросались едой. Позже были новые драки, поливание друг друга из огнетушителей, плачущие подружки, с криками бегающие по коридорам с размазанным от слез макияжем.

На кухне Руди выгружал на конвейер древней посудомойки «Хобарт» грязную посуду – корзину за корзиной, обходил ее и забирал с другой стороны полные корзины чистой посуды – на ощупь разогретой едва ли не до температуры плавления. После трех месяцев работы с раскаленными чашками и тарелками его пальцы покрылись волдырями и шелушились, так что он чуть не лишился отпечатков, посчитав это интересным эффектом.

– В прошлом году было то же самое, – угрюмо сказал Ян, сидя на столе из нержавейки. – Драки, алкогольные отравления. Даже запускали фейерверки в отеле. Пришлось вызывать полицию.

– Зато какая прибыль, – сказал Руди, забрасывая очередную корзину кофейных чашек в «Хобарт».

Ян пожал плечами. Вообще-то он был управляющим отеля, и у него никогда не было свободного времени, так что он редко ложился спать раньше трех утра. Но карьеру в отельном бизнесе он начинал со скромного кухонного работника, нынешней должности Руди, и на кухне чувствовал себя свободнее, чем где-либо еще. Он учился в Лондонской школе экономики и очень хорошо говорил на английском языке, втором языке Руди. Это было очень кстати, потому что чешский у Руди (а знал он его в основном благодаря сходству с польским) был на зачаточном уровне.

– Прибыль, – повторил Ян, словно это была самая удручающая перспектива в его жизни. – И что? Мы ее всю тратим только на ремонт. После того что было в прошлом году, я хотел запретить полякам проживание в отеле, но владельцы сказали, что так нельзя. Ты же очень хорошо говоришь по-польски, да?

– С чего бы, – сказал Руди. – Ни слова.

– Я слышал, как ты болтал с этой девушкой, Мартой. Из вечерней смены уборщиков. Мне показалось, вы говорили по-польски.

– Ты ослышался, Ян, – из профессиональных соображений Руди не хотелось никому рассказывать, откуда он приехал. А из соображений практических – еще меньше хотелось оказаться в ситуации, когда его привлекут к утихомириванию компании безбожно пьяных поляков, а этого не миновать, если Ян решит, что он хоть немного знает язык.

– А, ну может, – Ян тяжело вздохнул и посмотрел на наручные часы. Откуда-то сверху из отеля донесся слабый приглушенный стук, далекий крик, слышный даже сквозь рокот конвейера «Хобарта» и шум воды. – Господи, никак не угомонятся.

– Это всего лишь детишки, которые не знают, куда девать деньги, – сказал Руди, подходя к посудомойке с другой стороны и снимая корзину.

– Не знают, куда девать деньги? – переспросил Ян. – А ты попробуй заставь их заплатить за ущерб. Тогда они сразу знают, зачем им деньги, – он снова посмотрел на часы и неохотно сказал. – Время обхода. Ты точно не говоришь по-польски?

– Я бы заметил, – Руди начал собирать посуду с подноса. Сейчас он уже почти не чувствовал остаточный жар посуды, а в свой первый раз он вскрикнул и запустил тарелку через всю кухню.

Ян покачал головой.

– Не понимаю, что привело такого человека, как ты, в такое место, как это.

– Жизнь полна неожиданностей, – сказал Руди. С момента приезда в Пустевни эту поговорку он повторял при каждом удобном случае.

Ян улыбнулся.

– Ладно, мистер Эстонец, – он соскочил со стола и провел руками по брюкам, разглаживая их. – Бросай дальше горшки и сковородки в посудомойку. Я-то знаю, что ты от чего-то бежишь.

Поначалу Руди опасался, что Ян о чем-то догадывается, но потом осознал, что Ян – один из худших знатоков человеческой природы: управляющий просто подозревал всех подряд на том основании, что иногда оказывался прав.