Орсон Кард - Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)

Именно эти воспоминания и мечты о гибели гиганта изъяли баггеры из его мозга и воплотили их в сигнал, смысл которого понятен был только ему. Этот сигнал привел его к кокону королевы пчел.

Голос Джейн вернул его к происходящему в настоящий момент. Она шепнула камушкам в ушах.

– Если тебе нужно, то во время взаимосвязи с глазом я сниму дамп всего, что он увидел, вплоть до сегодняшней сцены.

Затем появилось изображение в пространстве около терминала. Оно не было голографическим, это был барельеф, наблюдаемый с одной точки видения.

Сцена изображала ту же комнату, наблюдаемую с того места, где несколько минут назад сидел Олхейдо – очевидно, оно было его постоянным местом. В середине комнаты стоял высокий мужчина, стройный и сильный. Он в ярости размахивал руками и бранил Майро, спокойно стоящего рядом. Майро стоял, опустив голову, в его позе не было злобы, он терпеливо ждал. Сцена не сопровождалась звуком, образ был лишь слепком зрительной памяти.

– Разве вы забыли? – прошептал Олхейдо. – Вы забыли как это было?

В изображаемой сцене Майро, наконец, не выдержал и вышел из комнаты.

Макрам последовал за ним до двери, изрыгая проклятия. Затем он вернулся и замер, как зверь, утомленный погоней. Грего подбежал к отцу и вцепился ему в ногу, крича что-то в направлении двери, по выражению его лица можно было догадаться, что он повторяет брань отца и обзывает Майро. Макрам отшвырнул ребенка и направился в заднюю комнату. Его намерения были очевидны.

– Звука нет, – продолжал Олхейдо. – Но вы можете слышать, правда?

Эндер почувствовал, как вздрогнуло тело Грего, сидевшего у него на коленях.

– Да, вот удар, стук – она упала на пол, разве вы не чувствуете? Вы помните, что было с ней после таких концертов?

– Замолчи, Олхейдо, – сказал Майро.

Воссозданная на компьютере сцена завершилась.

– Я не предполагала, что ты сохранишь все это, – произнесла Эла.

Квим плакал, не скрывая слез.

– Я убил его, – сказал он. – Я убил его! Я убил его, я!

– Что ты мелешь? – раздраженно крикнул Майро. – У него была болезнь, нравственное разложение, гниль. Это врожденное!

– Я молился, чтобы он умер! – ревел Квим. Горе и гнев перемешались в его лице. Слезы и слюна липкой слизью облепили губы.

– Я молился Богородице, Святой Деве, я молился Иисусу, я умолял дедушку и бабушку. Я говорил, что согласен пойти в ад, только бы он умер.

И они услышали меня. Он умер. Теперь я сгорю в аду, но я не жалею об этом!

Господи, прости меня, но я рад его смерти! – Всхлипывая и спотыкаясь, он побрел в дальнюю комнату. Дверь с шумом захлопнулась за ним.

– Отлично, на счету Ос Венерадос появилось еще одно сверхъестественное чудо, – сказал Майро. – Святость подтверждается.

– Замолчи, – крикнул Олхейдо.

Грего всем телом дрожал на колене Эндера. Его конвульсии были так сильны, что Эндер невольно проникся состраданием. Грего что-то шептал.

Эла, видя страдания Грего, подошла к нему.

– Он плачет, я никогда не видела, чтобы он так плакал…

– Папа, папа, папа, – шептал Грего. Его дрожь перешла в содрогание.

Агония отчаяния охватила его.

– Он боится отца? – спросил Олхейдо. Его лицо выражало глубокое участие. Для Эндера, все их лица были полны сострадания и озабоченности. В семье царила любовь, а не солидарность угнетенных тараном.

– Папа ушел, – мягко сказал Майро. – Не волнуйся, пожалуйста.

Эндер тряхнул головой.

– Майро, – сказал он, – разве ты не видел дамп памяти Олхейдо?

Маленькие мальчики не могут осуждать своих отцов, они любят их. Грего во всем старался подражать Махросу Рибейре, как мог. Вы все были рады его смерти, но для Грего она была концом света.

Для них это не было очевидным. До сих пор это была лишь слабая догадка; Эндер видел, как пугала она их. Тем не менее, он знал, это была правда. А когда Эндер выразил ее в словах, она стала очевидна для всех.

– Господи, прости нас, – промямлила Эла.

– За все, что мы наговорили, – прошептал Майро.

Эла осторожно дотронулась до Грего. Он отказался идти к ней. Вместо этого, он сделал то, чего давно ждал Эндер. Грего повернулся лицом к Говорящему от имени Мертвых, обнял его за шею и горько заплакал.

Все застыли в растерянности. Эндер осторожно заговорил с ними:

– Он не мог поделиться с вами своим горем, так как думал, что все ненавидят его?

– Мы никогда не ненавидели Грего, – сказал Олхейдо.

Я должен был знать, – сказал Майро, – я видел, что он страдал сильнее всех нас, но мне не приходило в голову…

– Не обвиняйте себя, – сказал Эндер. – Такие вещи видны и доступны только странникам.

Он услышал шепот Джейн:

– Ты не перестаешь удивлять меня, Эндрю, особенно, когда превращаешь людей в воск.

Эндер не мог ей ответить, да она все равно никогда не поверила бы ему. Он не планировал этих событий. Мог ли он предположить, что Олхейдо сохранит мнемокопии домашнего террора? Его проницательность нашла подход лишь к Грего, но и он был интуитивен. Он чувствовал подсознательное стремление Грего обрести человека, который вел бы себя как отец, мог бы влиять на него, подчинять и защищать. Это был безрассудный голод по власти и авторитету. Его отец был груб и жесток, поэтому Грего считал грубость единственным доказательством любви и мужества. Теперь слезы Грего горячим потоком обожгли шею Эндера, это было так же, как и мгновение назад. Но эта сырость не была неприятна.

Он предполагал, как может поступить Грего, но Квора удивила его своей непредсказуемостью. Пока другие в немом молчании созерцали слезы Грего, она встала с кровати и подошла к Эндеру. Ее глаза сузились от злобы.

– Ты вонючка! – сказала она, чеканя каждое слово. Затем она отправилась в дальнюю комнату дома.

Майро с трудом давил смех. Эла улыбалась. Эндер вскинул брови и кивнул. Весь его вид говорил: что-то выигрываешь; что-то теряешь.

Олхейдо услышал непроизнесенные им слова. Сидя на стуле возле терминала, мальчик с металлическими глазами тихо сказал:

– С ней ты тоже выиграл. Это единственное слово, которое она сказала чужому человеку не из нашей семьи.

Но я уже давно перестал быть чужим, – подумал Эндер. – Разве вы не заметили? Я уже из вашей семьи, хотите вы этого или нет. Из вашей семьи, хочу я это или нет.

Вскоре Грего перестал всхлипывать. Он уснул. Эндер отнес его в кровать; Квора тоже спала рядом, на другой кровати. Эла помогла Эндеру снять с Грего мокрые штаны, подоткнула одеяло. Ее прикосновения были нежными и легкими, они не разбудили Грего.

По возвращении в переднюю комнату он уловил ироничный взгляд Майро:

– Так, Говорящий, у тебя есть выбор. Мои брюки тебе будут узки и коротки в длину, в общем, малы. А для брюк отца – будешь мал ты.