Романовский Александр - Ярость рвет цепи

Курт сбил безволосого с ног и, нагнувшись, перегрыз ему глотку.

Зубы погружались в мягкую плоть, разрывали трахею и артерии. Рот сразу же наполнился густой соленой жидкостью. Так было и с Майклсоном. Ярость, владевшая Куртом, не знала предела. Он желал уничтожить, раздавить, смять и размазать по асфальту существо, находившееся под ним.

Вскоре на зубах захрустели хрящи, следом – позвонки.

Волк с сожалением отстранился. Безволосый превратился в безнадежный во всех отношениях труп.

Откуда-то со стороны донесся жалобный всхлип.

Курт повернулся и увидел, что другой охранник стоит на коленях, одной рукой ощупывая кровавое месиво, в которое превратились его глаза, а другой слепо шарит в липкой луже на асфальте, будто пытаясь что-то найти.

Ощерившись, волк поднялся на ноги.

Пуля, преодолевая нарезку ствола и теснимая пороховыми газами, помчалась к цели.

Безволосый, которого Курт заметил вечность назад на другом перекрестке, мчался по улице во весь опор. Искаженное ужасом лицо то и дело оборачивалось – конечно же, в сторону Курта. Движения его и без того были не слишком верны, парень то и дело спотыкался, но тут же выравнивался и мчался дальше, подгоняемый страхом. Да уж, не каждый день увидишь, как какой-то монстр расправляется с двумя автоматчиками.

Волк хотел было броситься в погоню, но тут же передумал.

Вместо этого он направился к охраннику. Тот услышал шаги, обезображенное лицо повернулось к волку. Вместо глаз зияли окровавленные дыры. Губы беззвучно шевелились. Оружие валялось в стороне, отброшенное туда не то Куртом, не то самим безволосым.

Курта трясло от неутоленной ярости. Он схватил охранника за волосы и с силой потянул на себя. Голова парня запрокинулась, он тихо застонал. На волка уставились две кровоточащих глазницы. Кровь струилась по лицу, аккуратно огибала губы и капала с подбородка. Глазные яблоки превратились в желеобразное месиво. Там не было ничего, кроме боли и тьмы.

Страшной боли и тьмы.

– Пожалуйста, не убивайте! – взмолился парень. – Я сделаю все, что хотите…

Курт нахмурился.

В кровавом мареве, застилавшем его мозг, появился проблеск – слабый намек на мысль. Пусть оживит всю стаю, или же, по крайней мере…

Лапа волка с растопыренными пальцами зависла над лицом безволосого, отбрасывая на него пятипалую тень.

Лицо под нею было залито кровью.

Безволосый не двигался, ожидая смерти. Кровавые дыры по-прежнему глядели на Курта. Это, вероятно, и остановило когтистую лапу. Нехотя сжавшись в кулак, она опустилась.

До Курта дошло, что бессмысленно требовать от этого жалкого человечишки того, что не в силах сделать никто, и уж тем более этот, не сумевший защитить даже себя самого.

Но все-таки он мог оказаться полезен – вернее, та информация, что хранилась в его памяти. И еще Курт вдруг вспомнил, что, пока он стоит на улице и чего-то ждет, Джейн лежит внутри и… истекает кровью, теряет жизнь с каждой каплей… От этой мысли на него накатил новый приступ ярости.

Он схватил безволосого за шиворот, словно щенка, и поволок к подъезду. Парень стонал, переворачивался, но вырваться не пытался, лишь беспомощно цеплялся за асфальт, обдирая пальцы и кровяня ладони. В какой-то миг он задел рукой автомат, но даже не понял, что это, он вообще не соображал, что с ним происходит.

Он был еще совсем молодым, возможно, ровесником Курта.

Курт втащил безволосого в тамбур и закрыл внешнюю дверь – насколько это было возможно. От замков остались лишь аккуратные квадратные отверстия с оплавленными краями. Бросив парня на пол, волк пошел дальше один. Дверь № 2 висела на единственной петле. Две другие зияли жалкими остатками былой надежности.

Лестница была пуста. Курт помчался наверх. Стеклянные двери были приоткрыты настолько, чтобы протиснулся человек худощавой комплекции. У правого косяка трещал разрядами развороченный распределительный щиток. Прозрачные створки были испещрены белыми следами от пуль, окруженными паутинками трещинок. Ни один из следов тем не менее не был сквозным.

Курт пролез в щель. Неподалеку в луже крови лежал доктор. В руке у него был портативный разрядник, а в голове – две дырки. Он лежал на груди, а потому волк не видел лица.

Дверь в “комнату страха” была широко распахнута. Почему-то безволосый не заперся внутри – это позволило бы ему выиграть некоторое время (возможно, часы), а вышел наружу. За эту беспечность, чем бы она ни была вызвана, он заплатил собственной жизнью.

Курт не так давно и сам раздумывал, не прикончить ли ему докторишку, но то, что он увидел, потрясло его до глубины души. Сердце стучало так быстро, что, казалось, вот-вот разорвется. Не чуя под собой ног, волк двинулся туда, где он в последний раз видел сестру.

Разве мог он предположить, что ЭТО может случиться?

Останься он в клинике, все сложилось бы совсем по-другому. Наверняка по-другому…

Нижняя половина тела Джейн по-прежнему торчала из-под медицинского агрегата. Верхнюю скрывала сложная конструкция. Изнутри все так же мелькали разноцветные огоньки. И все-таки положение “крышки” было уже не таким, как пару часов назад. Кто-то ее приоткрывал, причем недавно. Кровь доктора еще и не думала сворачиваться.

Курт шагал вперед, боясь того, что он может там увидеть. Ни разу в жизни ему не было так страшно. Подойдя к аппарату, он протянул дрожащие пальцы и поднял “крышку”.

Увиденное исторгло из его нутра такой вопль, что задрожали стекла.

У Джейн было перерезано горло. От уха до уха. Кровь струилась по шее и капала на пол. Там уже образовалась небольшая лужица – вернее, целых две, но они уже собирались слиться воедино. Волчица умерла, не приходя в сознание, и это было единственным, что отличало ее от остальной стаи. Болезнь так и не успела сделать свое дело.

Курт упал на пол и беззвучно заплакал – без слез.

Боль нарастала, пока внутри что-то не лопнуло, издав хрустальный, леденящий кровь звук. Стальные концы хлестнули по обнаженной душе, а затем исчезли во мраке. Это была последняя струна, что протянулась из прошлого в настоящее. Из того, что было, в то, что будет.

Волк понял, что теперь он совершенно свободен.

Больше нет ни убежища, ни стаи. Он – единственный волк в мегаполисе. И заботиться ему отныне предстоит только о себе. Он сам будет решать, как и что ему делать. А именно – какова будет его месть. Теперь у него нет ни одного слабого места. Он сам станет местью.

Поднявшись на ноги, Курт взял простыню и накрыл ею Джейн. Ткань тут же пропиталась кровью.

Волк развернулся и побрел к выходу. Проходя мимо доктора, остановился и пошарил взглядом по сторонам. На ближайшей койке лежала целая кипа простыней. Курт взял верхнюю, развернул и накрыл тщедушное тело. В какой-то момент он увидел имплантант – тусклый и черный. От прикосновения этого мертвого взгляда Курта едва не вывернуло наизнанку.