Федор Березин - Экипаж черного корабля

В основном Тутор-Pop безвылазно обитал в «куполе», поскольку считал, что, когда атомные батареи «баков» заявят о своем существовании, в распоряжении «Сони» останутся секунды. Однако иногда, дабы следовать тактике скрытности и манипуляции информационными потоками, ему требовалось появляться в других управляющих звеньях «боевой горы». В свою очередь, его визиты только в «нервные узлы» гига-танка могли насторожить кого-то из наблюдательных подчиненных или, того хуже, кого-нибудь в РНК. Потому наряду с нужными визитами приходилось бывать в других отсеках, имитируя проверки готовности и прочие повседневные операции. Между прочим, не все из камуфляжных проверок проскакивали мимо сознания и памяти. Иногда на какую-то минуту-две командир «Сонного ящера» удивлялся опознанию знакомых признаков известного опытным офицерам явления. Ремешки дежурных смен уже не демонстрировали горизонтальность затянутости в предельные дырочки. Младшие, да и старшие офицеры беседовали с рядовыми подчиненными почти приятельски, блеск люковых ручек потускнел, а сияние надраенных палубных коридоров поблекло. Вряд ли бы это заметил первогодок лейтенант, но на взгляд какой-нибудь привыкшей к сыру и маслу показухи штабной крысы это могло свидетельствовать о снижении дисциплины, а значит, боевой готовности «горы». Это было не так, наоборот, наблюдаемая внешне расхлябанность рассказывала умеющему видеть о том, что людской «организм» подвижной крепости начал притираться или уже совершенно адаптировался к состоянию повышенной стрессовой нагрузки.

Армия вообще-то предназначена для эффективного ведения войны, явления, в котором напряжение нервов достигает апогея. Ведь на картах постоянно стоит максимально возможная ставка — жизнь. Когда война не ведется и возможность ее видна только параноидальным теоретикам, армия находится в низине энергетической и нервной нагрузки. Вот здесь, дабы она не впала в хаотичность саморазложения, ее активность искусственно подпитывают, колошматят внутренними стрессами, дополнительно к боевой подготовке пичкают строевой выправкой, заваливают хозактивностью с выдраиванием полов, краников, унитазов и блях. В момент начала войны вся эта шелуха спадает. Конечно, поскольку во Вселенной присутствует такое явление, как инерция, это происходит не по мановению волшебной палочки, но та боевая единица, которая в накале выполнения тактической задачи распыляется на краники и унитазы, обречена: сверкание меди блях и сияние бритых подбородков заслонит в нужную секунду блеск снайперских прицелов и черноту вскрывшихся над головой бомболюков.

И, возможно, наблюдаемое изменение внешних признаков подсознательно придавало генералу-канониру уверенности. И может, кто-то из следующих рядышком эрэнкашников (не Мурашу-Дид, конечно, тот был достаточно опытным комитетчиком) удивлялся пониженным требованиям генерала, но что ему было до того?

Относительно часто Тутор-Pop посещал отсек аналитиков. Почти все среди десятка предлагаемых им заданий являлось камуфляжем, но всегда, пусть неявно, а какой-нибудь встроенной частью общей задачи прятался, маскировался, как десантированный в болото парашютист, нужный для дела расчет. И , глядя на эту гору счетоводческого мусора, генерал-канонир сразу видел нужные цифры. Мгновенно, скрыв промежуточные этапы в микросекундах, его голова преобразовывала эти безликие цифры в образы. Он видел возможность подъема на какую-нибудь возвышенность «больших стволов» эйрарбаков либо по уточненному .расчету площади отражения «загоризонтника» опознавал в том, принятом за длинноствольный агрегат объекте цепочку отдельных, обычного размера машин. Иногда после взгляда на единственную цифру он в течение десяти секунд обозревал выросшее дерево возможных сценариев артиллерийского поединка.

А как-то маленькое рассогласование породило внутри Мозга вспышку. В ее сиянии он обомлел, увидев совершенно новую комбинацию в соотношении сил. И руки, предательские руки чуть не дернулись к свисающему с плеча микрофону, и только заблаговременная их заправка за отвисающую портупею скрыла холод понимания. Он взял себя в руки, даже не покосившись на нарезающего акульи восьмерки вокруг него и пульта Мурашу-Дида; закусив удила языка, спокойно довел взгляд до конца листа, смял, бросил в утилизатор хронопластину, отпечатав в голове главное, улыбаясь, полоснул шуткой Весельчака, выдержал встречный ход по поводу «купольников», не знающих умножения и интеграла и из-за коих генерал должен лично бродить по палубам. Потом спокойно проследовал назад в ЦКП и только тут, среди нескольких команд-масок сделал нужный ход — довернул вторую внутреннюю башню на двадцать градусов по азимуту. Этот ход в случае верности озарения давал ему три дополнительные секунды в момент катящейся из будущего дуэли. А еще через час он сумел среди прочего ввести в запоминающее устройство механизма наведения еще и новый угол возвышения стволов. И это добавило еще две с половиной секунды. Но дарило ли это выигрыш против атомной вспышки, когда воздух разогревается от сверхзвукового броска? Тутор-Pop не знал этого, как и многого другого, — он просто отыгрывал один из вариантов. Их было много, очень много. И только с уточнением знаний он мог отбрасывать ложные один за другим.

Как трудно их было добывать!

И пялились, пялились с карты сквозь блеск хронопластины черные стволы имперской артиллерии, щелкали где-то через шуршание бумаг и шелест голосистых микрофонных призраков затворы вражьих гига-пушек, и даже обычных, только заряженных не простыми, а атомными зарядами. А иногда сам люк какого-нибудь отсека преображался в распахнутость придвинутого в упор ствола, и Тутор-Pop замирал, натыкаясь на колокольный удар сердца. И тут же, в безумной храбрости шагал в нутро, но вырастал на пути докладывающий о полном ажуре старший офицер «купола». И Тутор-Pop неуверенно опускался в надоевшую привычность кресла, обводил взглядом нанизанных на индикаторы операторов и уже верил в их реальность и в обман прошедшего навылет кумулятивного чудовища.

Он смотрел на внимательно подглядывающего за ним эрэнкашника, внезапно четко вспоминал имя; боль в голове отваливалась, уплывала, сворачивалась, и тут ищущие достойную цель глаза втыкались в большой обзорный индикатор. И оттуда распахивались широченностью железного рта оставленные без внимания атомные трехстволки Эйрарбии.

И он вскакивал с кресла — визуально, для внешних фоновых призраков смены вокруг, неторопливо поднимался, с ленцой подбирался к экрану ближе, спрашивал нечто — для них столь значительное, а сам косил в индикатор, различая, расшифровывая новые неизвестные метки, ища среди них искомое трехглазое железо-гусеничное существо, готовое плюнуть в тех, кто зазевается, ядерным огнем. Как хитро оно маскировалось! И понятно, оно было не одно — они бегали стаями.