Юрий Брайдер - Хозяева Острога

Прикрываясь “букетом”, он смело ринулся на стену и в следующий момент оказался за пределами спальни, ощутив при этом лишь мимолетное сопротивление, как это бывает, когда с улицы входишь в помещение с избыточным давлением.

“Букет” настойчиво старался освободиться, но Темняк не выпускал его из рук, приговаривая:

— Только не надо брыкаться, а то ещё сломаешь себе что-нибудь! Можешь быть уверен, я и не таких строптивых усмирял.

Преодолев с помощью “букета” ещё несколько стен — одни были словно изумрудные кошачьи глаза, другие, как перья павлина, третьи напоминали шевелящиеся хвосты золотых рыбок — он окончательно заблудился в этом мире смутных теней и пастельных полутонов.

Голодный и замотанный Темняк уже собирался было отвести душу на “букете” — что с ним, механическим придурком станется — но тут его внимание привлекли человеческие голоса, раздававшиеся неподалеку. Голоса звучали на повышенных тонах, причем как мужской, так и женский.

Темняк, прикрываясь “букетом”, устремился на эти звуки и, пробив подряд три стены, казавшиеся текучим розовым туманом, вломился в комнатку, которая могла оказаться чем угодно, хоть женским дортуаром, хоть нужником (впрочем, сейчас ему было не до приличий). В комнатке находились двое — Зурка и карлик-олигофрен. Чисто условная одежда, служившая униформой для слуг, позволяла заподозрить интим в любой встрече особ разного пола, но здесь ласками и не пахло. Здесь шло выяснение отношений, причём каждая из сторон в выражениях не стеснялась.

— Посмей ему только улыбнуться! — орал карлик, ещё не разглядевший выступившую из тумана фигуру незваного гостя. — Вот этими руками растерзаю.

— Если захочу, сто раз улыбнусь! И не тебе, выродок, меня… — последнее слово застряло в горле Зурки, внезапно узревшей Темняка.

— Простите, если помешал вашей милой беседе, — сказал он, держа “букет” над головой, словно зонтик (тот почему-то рвался сейчас вверх). — В среде самых разных народов существует поговорка: помянешь беса, и он сразу явится. Стало быть, я из породы тех самых бесов. Не надо меня поминать всуе, а тем более недобрым словом.

Ошеломленная Зурка продолжала хлопать глазами, зато коротышка взорвался, словно горшок с перебродившим киселем.

— Ты зачем сюда пожаловал? На свидание? — возопил он, переводя взгляд с Темняка на Зурку и обратно. — Уже снюхались?

— Уймись, — Темняк похлопал ревнивого карлика “букетом” по лысой голове, отчего тот лязгнул зубами. — Не люблю, когда на меня повышают голос. А расправа, учти, у меня короткая. Растерзать руками не обещаю, но уж щелчком точно зашибу.

Карлик, внешне очень напоминавший злодея Черномора, но только безбородого, оказался не робкого десятка. Кое-что, конечно, значило и присутствие Зурки. Короче, от слов он перешел к делу, и если бы не “букет”, которым Темняк орудовал как шпагой, схватка вполне могла окончится в его пользу. Силы и свирепости этому недомерку было не занимать. Истинно говорится: если бог что-то одно отнимет, то другим наградит.

Когда отчаянные наскоки противника и жалобные вопли Зурки наскучили Темняку, он перевел поединок в эндшпиль. Для этого сначала пришлось схватиться с карликом врукопашную, а затем, пользуясь “букетом”, словно волшебной отмычкой, переместился вместе с ним в соседнее помещение.

Вполне возможно, что схватка продолжалась бы и здесь, но горячий пар, хлеставший со всех сторон сразу, заставил Темняка поспешно вернуться обратно.

— Горячевато там у вас, — пожаловался он. — Не прачечная случайно?

— Нет. Там хозяйская еда распаривается, — пояснила Зурка, сразу прекратившая визг.

— А твоему приятелю это не повредит?

— Если бы! Этот стервец даже мертвым из петли вывернется. Тем более что он знает здесь все ходы и выходы.

Как бы в подтверждение этих слов где-то совсем за другой стеной раздалась брань карлика, правда, весьма невнятная.

— Язык он себе всё же ошпарил, — сказала Зурка.

— Скорее всего, прикусил, — возразил Темняк, поглядывая на “букет”.

— А ты шустрый! Быстро здесь обжился.

— У меня такое правило — на новом месте первым делом бью морду хозяину, а потом насилую хозяйку, — пошутил Темняк, вкладывая в слово “хозяин” совсем другой смысл, чем это принято было в Остроге.

— Ну и как? — с ехидной улыбочкой поинтересовалась Зурка. — Изнасиловал?

— Пытался. Да не удалось, — развел руками Темняк. — Насиловать брадобреек — себе дороже.

— Да я не про себя спрашиваю, а про настоящую хозяйку. С которой ты спал этой ночью.

У Темняка сразу отвисла челюсть, — а Зурка со смехом поведала ему, что здешний Хозяин — на самом деле Хозяйка. Именно женские особи являются наиболее влиятельной и деятельной частью этой расы. В отличие от немногочисленных самцов, инертных и изнеженных, они обладали и хваткой, и предприимчивостью, и темпераментом.

Плачевное положение, в котором оказалась Стервоза (так слуги называли между собой Хозяйку), скорее всего, тоже стало результатом разборки из-за какого-то особо привлекательного самца.

— Мы-то, — Зурка с улыбочкой похлопала себя по ляжке, — почти всегда можем, но не всегда хочем. Ты понимаешь, о чем я говорю. А они совсем другой породы — хотят и могут только один раз в тридцать-сорок дней. Но уж тогда им просто удержу нет. Всякий стыд теряют. И если случается, что две охочие самки позарятся на одного и того же самца — жуткое дело. До смертоубийства доходит.

— Не зря, значит, говорят, что страсти правят миром, — многозначительно заметил Темняк. — Причем везде и всюду.

— А ты как думал! Возьми, к примеру, этого вшиваря, — она кивнула головой в ту сторону, откуда продолжали доноситься проклятия. — Противный, как кусок дерьма, а туда же… Прохода мне не дает.

— Ничего, я с ним как-нибудь разберусь, — пообещал Темняк.

— Я сама с ним разберусь. И с тобой заодно. Нечего на меня пялиться! Ступай к своей Стервозе. Она тебя приласкает.

Это уже напоминало вспышку ревности, что было хорошим знаком. Женская злость — залог любви. Хуже всего, если женщина к тебе равнодушна.

Впрочем, Темняк не имел на Зурку никаких матри-монтильных видов. Если сбежать на волю прямо из покоев Стервозы нельзя, значит, надо искать другую дорожку. А для этого пригодится любая помощь. И Стервозы, и Зурки, и даже злобного карлика, звавшегося, кстати говоря, Цвирой. Заводить в этих условиях шашни — то же самое, что вешать на себя лишние цепи.

— Я, собственно говоря, вот по какому поводу, — чувство голода, слегка притупившееся во время схватки, взыграло с новой силой. — Мне есть хочется. А то, что после Хозяйки осталось, просто в глотку не лезет.

— Ничего удивительного, — согласилась Зурка. — К их жратве ещё привыкнуть нужно. Такие привереды! Они любой продукт, прежде чем съесть, сначала пропарят, перетрут, пропустят через целую дюжину цедилок, а потом ещё дожидаются, пока эта бурда перебродит и дозреет. И всё потому, что собственного желудка нет. Подожди, я тебя сейчас очистками угощу. От вчерашнего ужина остались. Забыла их в мусоропровод сбросить.