Юрий Брайдер - Враг за Гималаями

— Заползай! — радушно пригласил он. — Как делишки?

— Средне, — ответил Донцов.

— Служишь или уже на пенсии?

— Служу.

— Говорили, что ты на повышение пошел.

— Было дело.

— Хорошее местечко?

— Хорошее, только работать все равно заставляет.

— К нам каким ветром занесло?

— Есть одна проблема… Ты случайно не выезжал три дня назад на улицу Сухую? Там в психиатрической клинике пациенту кислород перекрыли.

— Вот именно, что случайно! — Опер закончил печатать и откинулся на спинку стула. — Моя смена уже, считай, закончилась, а тут это сообщение. Представляешь, шесть утра, вся наша публика рассеялась. Из убойного отдела никого нет. Вот дежурный, тварь, меня и сосватал. Полдня там, как папа Карло, провозился. Спасибо гражданину хорошему, накормил нас.

Опер сделал в сторону Шкурдюка благодарственный жест. Память на лица у него была профессиональная.

— Тогда мне повезло. — Донцов уселся на свободный стул.

— А тебе что, собственно говоря, от меня надо?

— Хочу на это дело взглянуть.

— Забирать будете? — обрадовался опер.

— Сам еще не знаю. Пусть в верхах решают. Хотя профиль, похоже, наш.

— Ваш? — Опер навострил уши. — А что вы за птицы такие, если не секрет, конечно?

— Секрет… Есть такая хитрая контора в недрах главка.

— Делать вам там. наверное, нечего. — в словах опера сквозило естественное презрение окопного бойца к штабным крысам. — Беситесь с жиру. А я ведь уже отказной материал подготовил.

— С какой это стати? — удивился Донцов. — Здесь же очевидное убийство.

— Для кого очевидное? Для тебя? Для прокурора? Для папы римского? — Опер оказался запальчивым, как фосфорная спичка. — Причину смерти знаешь?

— Знаю. — Донцов, наоборот, был спокоен, как клиент морга. — Выход из строя аппарата искусственной вентиляции легких по причине умышленного повреждения воздуховодного шланга.

— Умышленного? У меня подошва на коцах повредилась. — Он задрал на стол ногу, обутую в мокрый ботинок весьма непрезентабельного вида. — Скажете, я это умышленно сделал? Всему свой срок имеется! Этому аппарату в обед сто лет исполнилось. Сделан сверх плана из сэкономленных деталей в последний день квартала где-нибудь в Ереване. Я. конечно, утрирую, но суть дела понятна. В процессе работы шланг постоянно вибрирует. Плюс высокая температура. Плюс низкая влажность. Плюс неаккуратность персонала. Тут железо не выдержит, а не то что резина. Она свой предел прочности имеет. Обрыв шланга случился потому, что рано или поздно должен был случиться.

— Это подтверждено заключением экспертизы? В деле имеется соответствующий акт?

— Нет — так будет. — Опер закатил глаза в потолок и забарабанил пальцами по столу.

— Сам ты хоть в это веришь?

— Я вообще ни во что не верю. Особенно с тех пор, как пионервожатая заразила меня в пятом классе триппером.

— Послушай, давай повременим с отказным, — произнес Донцов чуть ли не просительным тоном. — Покажи дело.

— На это нужно письменное разрешение начальника следственной группы.

— Не валяй дурака. Я только одним глазком взгляну. И в твоих руках.

— Тогда будешь наливать, — сдался опер.

— Это уж как водится. Могу даже расписку оставить. Донцов подобрал огрызок карандаша и так. чтобы не видел Шкурдюк, написал на листке отрывного календаря: «Турни отсюда этого дятла. Только вежливо».

Скосив глаза, опер прочел записку и сокрушенно вздохнул:

— Да, кругом проблемы… Ладно, ожидай здесь, я схожу за делом.

Вернулся он довольно скоро, но не один, а в сопровождении малорослого, хотя и очень бравого на вид милиционера — начищенного, приглаженного и туго затянутого в ремни.

— Сержант Подшивалов! — гаркнул он, четко отдавая честь Шкурдюку — Разрешите осведомиться — вы лицо постороннее?

— В каком смысле? — Взгляд заместителя главврача заметался, призывая на помощь Донцова, но тот углубился в изучение следственного дела, пока еще тонкого, как книжка для дошкольников.

— Я интересуюсь, состоите ли вы на службе в органах. — пояснил сержант.

— Нет. не состою, — признался Шкурдюк, еще не понимая, что от него конкретно хотят.

— Тогда убедительно прошу пройти со мной. В качестве свидетеля подпишете несколько протоколов личного обыска задержанных… Учтите, это ваш гражданский долг, — видя колебания Шкурдюка, грозно добавил сержант.

— Сходите, сходите, — не отрываясь от чтения дела, кивнул Донцов. — Думаю, что это ненадолго.

Когда Шкурдюка увели в ту сторону, где в железных клетках орали пьяницы и горланили песни проститутки, опер спросил:

— Думаешь, стукача тебе на хвост посадили?

— Сам не знаю, — ответил Донцов. — Но уж очень подозрительный тип. В каждую мелочь вникает.

— Да, дела в этом дурдоме не простые… Секретность, как в коммерческом банке.

— Деньги, наверное, хорошие проворачиваются, вот и привыкли подозревать всех подряд. Большие капиталы портят характер.

— Лучше испортить характер большими капиталами, чем нашей сучьей работой. — Опер сплюнул в пепельницу, предварительно сняв ее со стола.

— Материальчика-то бедновато. — Донцов помахал папкой.

— В спешке все делалось… Следак, который с нами был, сразу сказал, что на убийство здесь не тянет. Максимум — ненадлежащее исполнение служебных обязанностей. От этой печки и танцевали.

— Сам ты какое мнение имеешь?

— Между нами? — Опер хитровато прищурился.

— Могила! — Донцов сложил пальцы крестом.

— Замочили клиента. Тут двух мнений быть не может.

— А как убийца пришел и ушел?

— Это уже другой вопрос.

— Ты при осмотре ничего подозрительного не обнаружил?

— Ничегошеньки! Отпечатков масса, но все принадлежат врачам и медсестрам, которые бывали в палате вполне законно. По замку тоже все чисто. Тыркали в него только родным ключом. Дежурная медсестра вне всяких подозрений. Порядочная баба, да еще с принципами. Муж — отставник. Консультирует совместные предприятия. Сын — военный летчик. Посторонний мимо нее проскочить не мог. Уж поверь моему чутью.

— Неужели у тебя собственной версии нет? Что-то слабо верится.

— Версии — они как мыльные пузыри. Возникают и лопаются. Но одну могу тебе изложить, слушай. Убийца заранее спрятался в стенном шкафу. Сделав свое дело, вернулся на прежнее место, а потом, когда поднялся базар, смешался с толпой и под шумок смылся.

— Логично… Почему я сам про это не подумал? — вопрос Донцова был адресован самому себе.

— На словах логично. Только с фактами плохо вяжется. Спрятаться в этом шкафу мог только очень субтильный кент. Еще пожиже нашего окурка. — Опер кивнул на дверь, и Донцов понял, что речь идет о сержанте, приходившем за Шкурдюком. — Там глубина всего тридцать сантиметров. Это первая неувязка.