Джек Вэнс - Троя

Роби нервно оглянулся.

— Прошу вас, сэр Денцель! Ваши драматические признания привлекают внимание всей таверны!

— Так пусть слушают! Возможно, они извлекут для себя хотя бы какую-нибудь пользу из моего несчастного опыта. Итак, факты таковы. Ко мне относились с полным уважением и любезностью, все жаждали услышать мое мнение — новость, которой я мог только удивляться. Однако я, как и всегда, выразил все пожелания ясно и подробно, не оставляя ни малейшей возможности для двусмысленного или неверного понимания. — Денцель иронически склонил голову к плечу. — И потому ответ удивил меня вдвойне — меня, видите ли, спросили об источнике моей философии! Посему я вынужден был ответить, что единственной моей философией является продвижение по Благородному Пути. Казалось, на всех это действительно произвело впечатление, но, тем не менее, от меня потребовали, чтобы я определил догму и для ЖМС, и что будто бы, все только этого и ждут. Было уже никак не отвертеться, и мне пришлось открыто высказать все свои взгляды, включая и финансовые. Совершенно естественно выходило, что толку в пассивном богатстве мало — и я согласился пожертвовать весьма значительную сумму, положив ее на счет банка Соумджианы. Доступ к счету должен был быть открыт только трем членам Исполнительного совета, которых тут же и выбрали: Роби Мавил, Джулиан Бохост и, по моему настоянию, Руфо Каткар. Кроме того, я заявил, что никакая сумма не может быть использована на нужды, противоречащие принципам Благородного Пути, и всем, по-моему, это было ясно. Абсолютно ясно! Индоссамент* 3был сделан единогласно, и больше всех одобрял это решение именно Роби Мавил, повторяя, что все произошло в атмосфере дружбы и откровенности.

А сегодня утром произошла развязка! Я узнал, что вся моя искренность попрана, что высокие идеи отброшены, как кусок протухшего мяса, а денежки мои пошли на совершенно неблагородные цели! В этом случае годится лишь одно слово — предательство, и теперь я вижу единственный выход — пусть мне вернут мои деньги!

— Это невозможно! — взорвался Мавил. — Деньги уже сняты со счета и использованы!

— Но в какой точно сумме? — заинтересовался Каткар.

Мавил бросил на него полный ненависти взгляд.

— Я пытался выдержать разговор хотя бы в более или менее приличном тоне, но вы вынуждаете меня говорить откровенно. А факты таковы: Руфо Каткар не состоит больше членом Исполнительного совета ЖМС, и вообще отныне мы не считаем его настоящим жэмээсовцем!

— Хороший пацифик, плохой пацифик — чушь собачья! — возмутился Денцель. — Руфо Каткар мой кузен и человек безупречного поведения! Кроме того, он мой помощник, и я полагаюсь на него полностью.

— Не сомневаюсь, — ответил Мавил. — Но не смотря на это, Каткар отличается весьма непрактичными взглядами, если не сказать хуже. А потому, в интересах дела, он исключен из состава директората.

Каткар вскочил и отшвырнул ногой стул.

— Мавил, придержите-ка свой язык хотя бы на то время, пока я изложу вам факты, слышите, все факты. А они неприглядны и жестоки. ЖМС полностью контролируется двумя идиотками, одна чище другой. Имена их, я думаю, можно, не называть. И среди этой банды нинкомпупов и прочего сброда, к которым относится и Роби Мавил собственной персоной, я являюсь последним оплотом здравого смысла, о который пока еще разбивалась глупость обеих наших красавиц… Что ж, они, наконец, отставили меня, но ваша ЖМС будет отныне кораблем без руля и без ветрил. — Каткар повернулся к Денцелю. — Ваше решение абсолютно правильно, сэр! Больше ни одного кредита этой своре! А все что уже дано, немедленно забрать! — С этими словами Каткар развернулся и пошел прочь с террасы. Денцель тоже хотел было встать, но его остановил вопль Роби:

— Подождите! Выслушайте меня! Кузен он вам или нет, но Каткар лжет!

— Неужели? А мне показалось, что его советы звучат вполне разумно.

— Вы не знаете полной правды! Каткар исключен из директората, но там есть и другие люди! Идет неприкрытая борьба за власть, и Каткар сам ведет ее ничуть не более чистыми методами, чем Клайти или Симонетта! Кроме того, он уже раз был пойман на предосудительных вещах и наказан, причем, наказан так, что до сих пор ненавидит и презирает всю партию!

— Подробности, — сухо заметил Денцель. — Кузен упоминал как-то о некоем опыте, полученном в Шаттораке, и на его месте после такого я вел бы себя точно так же.

Роби подавил тяжкий вздох.

— Увы, Шатторак ничему не научил вашего Каткара, он также вызывающ и нагл, как и прежде. Он игнорирует доктрину ЖМС, и противопоставляет себя всем. На самом деле его сегодняшние советы вам — вздор, хуже чем вздор, просто таким образом он намерен воспользоваться вами, когда придет время.

Денцель просверлил Роби синими холодными глазами.

— Вы угрожаете мне?

Роби закашлялся.

— Конечно, нет! Но реальность такова, какова есть, и игнорировать ее невозможно, будь вы даже сэром Денцелем Аттабусом.

— Вы говорите о реальности — и это, разумеется, Каткар, который, по вашему мнению, обманывает меня, нацеливаясь в будущем на мои деньги… Хотел бы услышать более точные определения. Но не сейчас. — Денцель поклонился Тампу и Фаргэйнджеру и гордо удалился с террасы.

Роби Мавил устало обмяк в кресле, совершенно измотанный. Тамп смотрел на него без всякого выражения, а Фаргэйнджер всматривался в южные острова фьорда и сверкавшую зеленую воду.

Наконец, Роби заставил себя подняться.

— Ничто не продолжается вечно, и время перемен, кажется, наступило.

— Но летать никто из нас так все-таки и не может, — задумчиво произнес Тамп.

Роби печально кивнул.

— Этот урок хорошо выучили все, но я не знаю еще ни одного человека, которому бы он пошел впрок.

Лица Тампа и Фаргэйнджера остались по-прежнему непроницаемыми, и никто никогда не смог бы догадаться, о чем они думали в этот замечательный солнечный полдень.

За два дня до посещения Штромы Эгон Тамм связался с Варденом Боллиндером, сообщил о планах и попросил, чтобы к этому случаю приготовили зал Совета. Варден пообещал, что все будет сделано, как следует.

В назначенный день, ближе к полудню Эгон Тамм прибыл в терминал Штромы. Это был темноволосый человек, невысокий и с настолько незапоминающимися чертами и манерами, что его часто просто не замечали. Прибыл он вместе с Бодвином Вуком, Шардом Клаттуком, сыном Шарда — Глауеном (все трое являлись членами Бюро Б), Хильвой Оффау, верховным судьей юстиции Араминты, и свой дочерью Уэйнесс.

От Штромы их встречало несколько человек, включая трех Варденов, пары представителей общественности и трех студентов, не считая толпы бездельников и зевак. Все стояли на выезде из терминала вдоль дороги, и под порывами ветра их черные плащи хлопали словно детские хлопушки. Как только Эгон появился в воротах, навстречу ему выбежал тощий рыжебородый молодой человек. Эгон вежливо остановился, и молодой человек бодро прокричал: