Дэвид Герролд - Сезон бойни

– Отлично, – сказал я. – Переведи их в автоматический режим, пусть кружат повыше и пошире. И пусть следят за своей тенью. Теперь давай тигра.

– Бегу и падаю, – отозвался Зигель. Он сдвинул шлем на затылок и снова пробежался по клавишам. – Шер-Хан рвется на прогулку. Таркус наготове в резерве.

– Хорошо.

Из двух зверей Шер-Хан, или Р-120, был поновее – обтекаемая грациозная машина для убийства, пользоваться которой одно удовольствие. Таркус был ранней моделью – Т-9, – больше танком, чем животным. Слишком шумен и неуклюж и к тому же слегка великоват для того, чтобы свободно нырять в гнезда червей, но вооружен лучше Шер-Хана и обладал большей огневой мощью, поэтому мы использовали его в основном для обороны. В отличие от имеющих высокую посадку пауков, самостоятельно рыскавших по здешним местам уже несколько недель, тигры жгли быстрее, и температура их пламени была выше, поэтому они требовали более частой профилактики. Однако, действуя под контролем, эти механические звери обладали страшным сочетанием высокой мобильности и огневой мощи – что значительно повышало соотношение убийство/килодоллар.

Исходно Р-120 был сконструирован для разведки боем. Оружие против городских партизан, он был быстр, бесшумен и смертельно опасен. Перепрофилированный для проникновения в гнезда червей, он своими уникальными способностями доказал, что как нельзя лучше подходит для проведения подземных операций. Приземистый, как пантера, Шер-Хан имел шесть поджарых ног и походил на неудачный гибрид удлиненного гепарда и титановой змеи, только приподнятая голова была больше и смертоносней – челюсти ему заменяли пушечные стволы.

Кроме того, он обладал самым совершенным летиче-ским интеллектом. Оптическая нервная система Шер-Хана могла бы обрабатывать информацию для небольшого правительства или большой корпорации. Плотность нервных окончаний по всему телу – особенно в металлической мускулатуре и коже – была выше, чем у живого существа. Р-120 не программировали – их тренировали. Технология тигров, птиц и других киберзверей – пауков, носорогов, электрических скатов – разрабатывалась в таком секрете, что даже президент узнала кое-какие детали лишь после неудавшегося вторжения в Мексиканском заливе. Годы общенациональной паранойи окупили себя меньше чем за двадцать часов: земля разверзлась и оттуда, как фурии из преисподней, на волю хлынули киберзвери. У противника не осталось ни единого шанса, твари подобно циркулярной пиле кромсали их эшелоны.

Теперь их рассекретили, параноидальные инвестиции многократно окупились, но локхидовские смертоносные хищники снова рыскали по пустыням и дебрям, на этот раз выслеживая жертвы иного рода. Они бесшумно скользили в ночи, всеми своими глазами, ушами, радарами неумолимо отыскивая червей, горпов и прочую мерзость, затаившуюся в темноте. Работая в контакте с ажурными, как паутина, птицами– шпионами, бродяги обшаривали самые глухие уголки, холмы и долины, которые были слишком опасны или недоступны для людей. Звери действовали автономно или помогали разведывательным командам, если возникала такая нужда.

Это было смертоносное партнерство, закаленное огнем и яростью. Птицы-шпионы парили в высоте, наводя на цель и иногда даже помечая ее иглами-передатчиками, а киберзвери преследовали, настигали и убивали. Там, где это было безопасно, тигры сжигали цель, в остальных случаях – усеивали несчастную жертву сотнями и тысячами взрывающихся гранул. При этом показатель гарантированной смерти превышал девяносто процентов. Цель вижу – цель уничтожена.

Будучи атакованными или не в силах справиться с жертвой, звери подрывали себя. Не одно гнездо червей было уничтожено таким способом. Эти машины нельзя остановить, задержать или отозвать назад, они умели только выслеживать, убивать и возвращаться для профилактики и перевооружения.

Жалко, что армия столько времени засекречивала их. Мы могли бы их использовать в Вайоминге, Вирджинии, на Аляске – и в первую очередь в Колорадо.

Ходили слухи, что следующее поколение механималь-ных хищников будет выглядеть и действовать точно так же, как черви. Микрохищники примут облик тысяченожек. Я надеялся, что это только сплетни. Мне бы не хотелось, чтобы люди сотрудничали с хторрами, пусть даже кибернетическими. Механимальный двойник червей – такой кошмар невозможно перенести.

– Марано? – вызвал я вторую машину. – Вы нас прикрыли?

– Вы в такой же безопасности, как дитя на руках у мамочки, – рассмеялась она.

– Спасибо, мамуля, – ухмыльнулся я и натянул на голову шлем виртуальной реальности. Приладил его поудобнее к глазам и ушам – и вдруг, после шока от внезапного перехода к виртуальной реальности, я уже видел все сверкающими глазами Шер-Хана, слышал его чуткими ушами.

Знакомо сместилась цветовая и звуковая гамма, внеся в окружающий мир странность киберпространства. Поскольку киберсоздания могли видеть и слышать за пределами возможностей человеческого глаза и уха, их сенсорика сжималась, регулировалась и адекватно транслировалась, чтобы создать соответствующее восприятие у человека. Теперь я мог видеть все – от теплового излучения до радиоволн, мог слышать подземный гул и тоненький писк ядовитых жигалок. К счастью, шлем не передавал запахи, от которых наизнанку вывернет, окажись ты снаружи. Если бы он это делал, то я сомневаюсь, что кто-нибудь надел бы его во второй раз.

– Керл? – спросил тигр; звук был мягкий, мяукающий. Это был знак, что он вооружен, полностью готов и сейчас с пристальным любопытством сканирует окрестности. – Керл?

Я дернул подбородком, и Шер-Хан бросился вперед. Мы скользили вверх по склону – к поджидающей роще волочащихся деревьев.

«Горячее кресло», передача от 3 апреля.

Гость. Доктор Дэниэль Джеффри Форман, создатель модулирующей тренировки. Исполняющий обязанности председателя «Сердцевинной группы». Автор тридцати научно-фантастических романов, нескольких неоднозначных телевизионных сценариев, шести книг по машинам летиче-ского интеллекта и человеко-машинным интерфейсам, а также двенадцати работ, посвященных «технологии сознания». Из-за венчика седых волос, окружающего его голову, Формана иногда называют «гномом, изображающим из себя Эйнштейна».

Хозяин. Ужасный Джон Робинсон, он же «Рот, Который Орет». По словам критиков, «Самый уродливый мужчина в мире». «Его прыщавая кожа, отвисшие брылы и чрезмерно приплюснутый нос демонстрируют, что может полупиться, если скрестить самого уродливого бульдога с летучей мышью-вампиром». «Его скрипучий голос обладает очарованием мусороуборочной машины, работающей под вашим окном в три часа ночи». «Его манеры отталкивающи и оскорбительны, его интервью – не беседы, а тщательно рассчитанные нападения». «Раболепный, коварный, хитрый и злой – и это если он вас любит». «Уродливый и жестокий мальчишка, который наконец-то осуществил главную меч-ту своей жизни – получил возможность поквитаться с каждым, кто, по его мнению, когда-либо что-либо ему сделал, а это – каждый человек в этом мире». «Только дурак или мессия рискнут появиться в „горячем кресле“ Ужасного Джона. До сих пор ни одного мессии там не было».