Дэвид Герролд - День проклятья

Утром четвертого дня мы обсуждали творение:

– Творение – не создание чего-то из ничего. Нельзя создать Вселенную. Самое большее, что можно сделать, – изменить в ней порядок молекул. Нет, истинное творение происходит только здесь. – Флетчер постучала по моему лбу. – Творение – акт дискриминации. Отделив одно от другого, вы создаете между ними пространство. Но вместе с тем творение – акт объединения. Соединив одно с другим, вы создаете новую сущность или новое взаимоотношение. Чтобы осуществить акт творения, надо провести линию, и ничего более. Линия либо соединяет, либо разделяет, либо окружает, причем проводите ее вы сами. Вопрос только в том, что вы хотите создать, какую линию выбираете. Хотите свести в один круг людей и кроликособак?

Или хотите провести черту между людьми и червями? Прежде чем войти в круг, вы должны быть уверены, что нарисовали его правильно.

Потом мы творили:

– Вы готовы к последнему занятию, Джеймс? – Да.

– У меня для вас плохие новости.

– Постараюсь выдержать.

– Ну смотрите. Так вот, вы – обезьяна. – Что?

– Я вам докажу. Ваши прапрапрапрадедушка и пра-прапрапрабабушка лазали голыми по деревьям и питались бананами и кокосами. Вы – их прапрапраправнук. Вы живете в доме, но по-прежнему любите бананы и кокосы. Если вас раздеть и посадить на дерево, никто не заметит разницы. Понимаете?

– Не уверен. В чем соль?

– Соль в том, что вы обезьяна. Вы – представитель господствующего на планете вида, по крайней мере, вы так считаете, может быть чересчур самонадеянно. Но это к делу не относится. Можете считать себя кем угодно, потому что вы все равно остаетесь обезьяной. Разве вы – эталон? Большая часть человечества даже не знает о вашем существовании, а если бы узнала, то, возможно, не захотела бы видеть вас в роли типичного представителя.

– Отличный способ унизить меня.

– Послушайте, вам придется работать в реальном мире. Там будет лишь круг, а в нем несколько кроликособак и вы – обезьяна. Голая обезьяна, встретившая кроликособак. И говорить от лица какой-либо другой обезьяны с этой планеты вы не можете. Понятно?

– Да, кажется, понятно.

– Хорошо. – Флетчер взглянула на меня в упор. – Итак, кто вы?

– Обезьяна. – Я почесал под мышкой, издавая нечленораздельные звуки.

Флетчер улыбнулась.

– Случка с самкой и бананы – на большее обезьяна не рассчитывает. Запомните это хорошенько, Джеймс.

– Так что же мне делать: лопать кроликособак или трахать их?

– Это уж как вы захотите. Вы должны четко представлять себе поведение обезьяны.

Что происходит, когда она сталкивается с чем-нибудь новым? Какова ее первая реакция?

– М-м… Она вскрикивает. Я вскрикиваю.

– Верно: испуг. То же самое испытало человечество при хторранском вторжении. И мечется в испуге до сих пор. Ладно, что следует за испугом?

– Страх. Это очевидно.

– М-гм. Хорошо. Но это ваше мнение. У обезьяны есть только две реакции: страх и любопытство. Все остальное – лишь разновидности. На Земле нет ни одного животного, у которого этот основной механизм не был бы намертво запечатлен в коре головного мозга. Та же система и у нас – мы не можем не реагировать либо страхом, либо любопытством, причем по большей части страхом, просто чтобы держаться начеку. Девяносто пять процентов жизни мы держим руку на рычаге испуга. И не важно, сколько интеллекта накладывается на это, Джеймс. Интеллект всего лишь служит живой машине. Разум только поднимает порог внешнего проявления страха. Тот же механизм управляет и кроликособаками, независимо от того, как они устроены, к какой цивилизации принадлежат, кем себя считают. Тот же или аналогичный. Иначе их бы здесь не было. Я имею в виду основной механизм выживания. Без страха нельзя выжить. Эволюция автоматически вырабатывает его, поэтому вы должны знать, что эти существа будут бояться вас так же, как вы их.

Я кивнул.

Флетчер спросила:

– Что следует за страхом? Я немного подумал.

– Бегство?

– Давайте представим, что вам некуда убежать от того, чего вы боитесь. Что происходит?

– М-м… Я начинаю злиться?

– Вы спрашиваете или отвечаете? Какое чувство вы начинаете испытывать, когда испугавший вас не уходит?

– Гнев.

– Верно. На смену страху приходит гнев. Как он проявляется?

Я оскалился и зарычал. Флетчер улыбнулась:

– Правильно. Вы начинаете пугать в свою очередь. Сначала ощериваетесь, рычите и строите страшные гримасы. Если это не помогает, начинаете кричать и визжать. А если и этого недостаточно, швыряете кокосовые орехи. Иными словами, разыгрываете целый спектакль. Так ведут себя все обезьяны. Вы поступаете так, когда возникает угроза вашему существованию или чему-либо, что вы отождествляете со своей личностью или считаете частью своей личности. Таковы составные части этого механизма. Если вам удалось испугать противника и он уходит – значит, механизм сработал. Вы остались живы. В самом худшем случае придется вступить в драку, но, как правило, хорошей вспышки гнева вполне достаточно, чтобы предотвратить стычку. Вот такие дела. Я рассказала достаточно, чтобы теперь вы могли разбираться в современной международной обстановке.

Она дала мне время оценить шутку, потом продолжила:

– Все это прекрасно получается у обезьян, Джеймс. Может, даже сработает и в человеческом обществе, хотя я сомневаюсь. Но уж точно не выйдет с червями, запомните. Некоторые из нас, преодолев страх, начинают демонстрировать хторрам свою ярость, что приводит к фатальным последствиям. Когда убежать нельзя, наступает следующая стадия – ярость.

– Я знаю. Видел это…

– Не отвлекайтесь. Скажите, что такое ярость?

– Ярость – спусковой механизм драки.

– Правильно. Но мы знаем, что драться с червями нельзя, не так ли? Они доказали, что победить их невозможно. Что тогда происходит?

– Э-э…

– Что приходит на смену ярости, Джеймс?.

– Не знаю…

– Ну, шевелите мозгами. Что почувствует человек, если заставить его заниматься целую неделю одним и тем же?

– Не знаю, как вы, а я смертельно устану.

– Верно. Наступает безразличие. – Флетчер удовлетворенно кивнула. – Представьте, что вы неистовствовали и израсходовали все силы, однако то, чего вы сначала испугались, а потом начали пугать, сидит как ни в чем не бывало, скалит зубы и ухмыляется. Вот тогда приходит усталость. Мы называем это фрустрацией. Но теперь, когда ярость растрачена, у вас появляется возможность по-настоящему заинтересоваться, что это за штука так вас напугала. Вот как работает механизм: пока вас не отпустит страх, места для любопытства нет, правильно?

– Правильно.

– Этим механизмом можно управлять, Джеймс, но остановить его никто не в силах.