Александр Тюрин - В кругу друзей

– Как это кровь? – обомлел Летягин.

– Сядь да покак, – нагрубил в первый раз Красноглаз.

– Домой вам возвращаться нельзя, – талдычил свое Резон, – лейтенанта вспугнули, он сейчас звонит в РУВД. А там запросто вытребуют ордер на арест. Попадете в следственный изолятор, и уж признаетесь во всем...

– ...В чем был и не был виноват, – закончил Красноглаз.

– Чего же делать? – растерянно спрашивал Летягин.

– Для начала сходить в прокуратуру. Поинтересуйтесь там насчет клыков, и вообще, – в словах Резона сквозил ощутимый намек на что-то понятное им всем.

Помощник прокурора оказался симпатичной молодой женщиной Екатериной Марковной. Чем-то она даже была похожа на одноклассницу Любу, наверное, поэтому забывшийся Летягин вывалил ворох своих жилищных переживаний, глядя ей прямо в глаза – как учил Потыкин – а не на ноги. Екатерина Марковна приняла их с милой улыбкой, правда, уточнила, учтен ли посетитель в психоневрологическом диспансере. Потом, скорее по-докторски, чем по-прокурорски, стала успокаивать Летягина, просвещая насчет количества гражданских исков, связанных с ветшанием и разрушением жилищ. Мол, в ближайшее время этот бурный поток дел будет упорядочен, в том смысле, что суды, в основном, перестанут рассматривать их. Еще она раскрыла по большому секрету – наука пока бессильна понять, что же происходит, и поэтому просто отмалчивается. Да, да, подхватил Летягин, однажды я ученого на лекции спросил насчет своей квартиры, а он на меня так посмотрел, будто я сморкнулся без помощи платка. И, наконец, проникнувшись окончательным доверием, Летягин рассказал, как у него отрастают клыки и язык, а иногда происходит зияние в нижней части лица и даже уподобление мерзкой рептилии, из-за чего он становится беззащитным перед законом, участковый лейтенант Батищев теперь мокруху клеит, обвиняя в покушении на Васю Потыкина, и вообще, какие конституционные гарантии может получить гражданин, если у него действительно лицо и туловище не всегда такие, как у всех.

– Я, конечно, не медик, – начала спешно закругляться прокурорша, провожая Летягина к дверям, – но мне кажется, вам надо просто лучше питаться. Больше заниматься спортом. Записаться в художественную самодеятельность, танцы, пение очень помогают. Или устроить свою личную жизнь, – последнее было сказано не без оттенка печали.

Она протянула узкую ладошку.

«Питаться, питаться». Упал замок, и из темноты клетки вышел Красноглаз. Он втягивал многоструйный воздух, поводя мордой по сторонам. Его вел на поводке внимательный и спокойный Резон, который сразу оценил ситуацию – только что сдуло обеденным ветром секретаршу, и в кабинете не осталось никого, кроме «объекта».

– Разуй глаза, смотри, какая у нее аппетитная шейка. Это тебе не боров лейтенант. Согласись, с женским материалом работать и проще и приятнее, – подначивал Красноглаз.

Летягин как раз взял нежную прокуроршину ручку в свою ладонь и вместо того, чтобы пожать, застыл, боясь шевельнуться – будто посадили его на кол. И изо всех сил старался не поддаться дурному влиянию Красноглаза и Резона. Вид у Летягина был достаточно огорошенный, поэтому Екатерина Марковна приблизила к нему свое умное неравнодушное лицо и максимально убедительно произнесла:

– Я понимаю, вам сейчас тяжело. Образовался какой-то комплекс загнанности, который породил странные ощущения. Но только вы сами можете его разрушить. Повторяйте про себя: «Я нормальный, я симпатичный». Вот вы улыбались, и я видела – никаких клыков нет. Поверьте, нет.

«Еще как есть», – хохотнул Красноглаз.

Она была совсем рядом, прокуроршина почти девчоночья шея, оттененная кружевным воротничком, с такой видной, такой призывной голубоватой жилкой. Ощущения Красноглаза начали передаваться Летягину, и он почувствовал биение ее крови. «Как птичка в клетке», – подсказал зверь. «Сосредоточьтесь, Летягин, пора вживаться в образ», – поторопил Резон. Молодой человек почувствовал: подкатывает волна и начинает преображать его. Предупреждая прокуроршу, он поднял вверх указующий перст свободной руки.

– Что, скорую? – не поняла Екатерина Марковна. – Я сейчас.

Пытаясь что-то сказать, Летягин открыл рот. По расширившимся зрачкам ее глаз он понял, что она УВИДЕЛА.

«Бегите, зовите на помощь». Но эти слова остались внутри, а из глотки вырвалось шипение, довольно смахивающее на змеиное.

«Объект готов к донорству и развертке», – телеграфировал Резон. – «Артерии не трогать. Передаю расположение участков проникающего или слизывающего воздействия. Предпочтительные. Внутренняя яремная вена. Шея. Срединная вена локтя. Локтевой сгиб. Допустимые. Подколенная вена. Бедренная...»

Комната распалась, как карточный домик, и Летягин закачался на поверхности залитой серым светом воронки. Екатерина Марковна вдруг вывернулась наизнанку и стала кустом, состоящим из текущих прямо по воздуху струек красной жидкости.

Красноглаз пронесся, как серфингист на прибойной волне, по позвоночнику и вломился прямо в мозг Летягина, но тот ударом непонятной ему силы задержал зверя и прыгнул «с места» в горло воронки. Сумерки, отражения – все смешалось. Где-то позади остался звенящий женский крик: «Не трогайте его, он очень болен», крепкие мужские слова, ехидная фраза: «Придурок за чужой счет», милицейский посвист.

Летягин нашел себя на улице посреди спринтерской дистанции. Храбрая старушка выдергивала из-под его ног мопса с лицом задумавшегося председателя Мао. Летягину пришлось совершить с первой попытки рекордное для него взятие высоты. Раздались хлопки.

– Металлист-сатанист! – объявила номер старушка.

– НКВД на них нет, – рявкнул невпопад какой-то пожилой гражданин и, не достав Летягина палкой, добавил, – ничего, пуля догонит.

Лжеспортсмен был уже далеко, на проезжей части, демонстрируя отличную технику бега, но по свистку гаишника замер и дал себя оштрафовать на все последние рубли за нарушение правил перехода. Летягин понял, что если даже к нему и вернется нормальный аппетит, то удовлетворить его вряд ли представится возможным. Какая-то резкая дамочка вдруг потащила его за рукав и настоятельно предложила посторожить ее чадо, пока она достоит очередь то ли в сберкассе, то ли на почте. «Забери своего спиногрыза, – огрызнулся Летягин. – Дура ты». Однако голос еще не прорезался.

На счастье дамочки проходившая мимо дворняга распознала в Летягине врага-Красноглаза и, гордая своим справедливым насилием, погнала по улице. В поисках убежища Летягин растолкал толпу, пытающуюся попасть в троллейбус, и, наконец, укрылся за сомкнувшимися створками дверей. Краем уха он слушал, как почтенный папа объяснял своему сыну: «Этот дядя – псих, он ничего с собой поделать не может». «Па, а я тоже стану психом?». «Если не будешь слушаться папу, то станешь...»