Сергей Болотников - Стуки-ДАО

мать ты... Я же... я ж... не хотел... Ну я... Ой, мля... как же так...

Стук!!!

- Алексей! Коля!! Бегите скорей за мной!! Я смотрел в окно - там снег, ночь! Там наш перрон! Тот самый, от которого мы отошли! А за ним вроде бы... А за ним, кажется, пустота! Но ведь поезд то идет! Мне что-то страшно, и... что это?

- Вот видишь Толич, как получается... Это все Коля, он, видишь, упал неудачно, ударился головой...

- Вы что, дрались?

- Нет, я... он ударился головой...

- У тебя костяшки сбиты на руках... у него глаза открыты, он что мертв?

- Толич, ну видишь как...

- Ты что бил его? Он же мертв, у него голова разбита, ты бил его о койку и он умер - ты убил его, подонок!

- Толич, ну подожди... ну получилось так, Толич давай решим...

- Ты его убил, психопат!

- Случайно вышло... я не виноват... он как Сизый был... мне дерзить начал, ну, Толич, мы еще можем все исправить, если сейчас сойдем...

- Нам некуда сходить, психопат! Нам уже не сойти. Там за дверью пустота... а ты убил его... убил, потому что ты психопат. Как некрасиво, неэстетично, уродливо и сам ты уродливый, нелепый в своей ненависти!

- Толич! Толич! Ты чего! Ты зачем достал железку?! Толич, да не сходи ж ты с ума, я не нарочно... Все еще можно исправить! Только прибудем на станцию.

- ...закоснелый... убогий... Мы уж прибыли на станцию. Прибыли в конец пути...

Ты...

- Толич, не надо... этот топорик... это тот!?!

- ...ошибка природы! Ты и есть быдло, самое... настоящее... быдло!

- Толич... Валера... ну, пожалуйста...

- Как те обезьяны! Ты...

- Валера, нет! Он сам виноват!! Сам!

- ...быдло! Как все... как она...

- Валера!! Я не хочу... Валера, я...

- ...жалкое создание...

СТУК!

* * *

Ветер выл и ярился за обледенелыми окнами, бросался на них в самоубийственной ярости, скрежетал бесплотными клыками по закаленному стеклу, дико и жутко выл в воздуховодах. Немолодая грузная проводница в неряшливой засаленной форме пройдя узким коридорчиком под мигающими лампами осторожно заглянула в открытый проем купе номер одиннадцать. Ей показалось, что только что оттуда доносились чьи то голоса и шум. Она не была уверена, но все же вздохнула с облегчением, осмотрев помещение.

Купе было абсолютно пустым и носило на себе все признаки казенного порядка:

аккуратно застеленные серым с полосой одеялом полки, вытертый ковролин на полу да вазочка с пластмассовым цветком на столике у окна. Над полкой справа на бледно-зеленом пластике застыло кофейного цвета пятно - очень старое, видно было, что его много раз пытались оттереть, но неведомая жидкость намертво въелось в покрытие.

Скрытое в потолке радио изливало монотонную музыкальную заставку в восточном стиле. Вот она прервалась и в наступившей тишине приемник произнес, четко и профессионально расставляя ударения:

- Вы прослушали пьесу "Стуки-Дао". Пьесу о рельсах, шпалах и тех, кто по ним идет. Роли исполняли...

Проводница безразлично пожала плечами и, сделав шаг вперед, повернула ручку.

Приемник умолк. Теперь ничего не заглушало вой ветра.

Все с тем же усталым равнодушием на лице проводница вышла из купе и аккуратно задвинула за собой дверь.

Стук!

После чего направилась к выходу, ступая по вылинявшему до полной бесцветности ковровому покрытию на полу и методично выключая за собой свет. У выхода она задержалась, чтобы погасить освещение в тамбуре, после чего вагон погрузился во тьму. Она вышла в кружащую снегом ночь и захлопнула внешнюю дверь.

Стук!

Состав остался. Обледенелый, с наглухо зашторенными окнами и погашенными огнями, отцепленный от тепловоза, он остался там, где стоял и раньше, стоял уже долгое время под заунывный голодный вой снежной бури на запасном пути.

Конец.