Леонид Смирнов - Чужими руками

После пурги, свирепствовавшей в горах двое суток, река вздулась, и обещанные шерпами броды стали непреодолимы. Кипящий от бешенства мутный поток тащил вырванные из берегов камни и остроконечные обломки льдин. Яростное течение отгрызало края осыпей и несло сломанные ураганом стволы и вывороченные потоком корневища деревьев. Как будто ведя с человечеством войну, оно громоздило на отмелях завалы трехметровой высоты.

Чем выше в гору уводила караван гремящая щебнем тропа, тем чаще ее пересекали мутные ручейки. Это плакали уцелевшие среди камней и кустов белки обледенелого снега. Из-под ног, будто пытаясь напугать киберлошадок, с шумом взмывали красавцы фазаны и, опустившись на землю, тут же прятались в сплетениях корней. Платон долго ломал голову: они живые или их в огромном количестве наштамповали где-нибудь в Шанхае? Наконец решил спросить Гальперина. Тот с гордостью ответил:

— Если хотите, господин Платон, шерпы могут поймать парочку на ужин.

— Не стоит, — не раздумывая, ответил археолог. — Жаль губить таких франтов.

Окрестные скалы и обгрызенные временем исполинские валуны неведомый художник разукрасил сотнями изображений здешних богов. Несмываемая краска из распылителей не выдержала череды ливней и градобоев. Зачастую Платону было не понять, какой именно бог взирал на него с камня, хотя смог опознать Кришну, Яму, Микки Мауса и Винни-Пуха. Символы разных эпох перемешались, составив новый, ни на что не похожий пантеон. Даже груда ржавых консервных банок у подножья скалы стала частью магической картины. На перевале царила Вечность.

— Надо спешить, господин Платон, — Гальперин вырвал археолога из оцепенения. — Здесь нельзя ночевать — слишком холодно. Спустимся в долину.

— Ты прав, — тихо ответил Рассольников. — Но до чего же трудно отсюда уйти…

Нависшая над тропой скала окрасилась теплым румянцем — близился закат. Вскоре караван поднялся на перевал Тонгла, и перед Рассольниковым открылся целый мир. Позади, над тонущим в тумане ущельем повисла, словно шаткие мостки, бледная радуга. Впереди — за темно-зеленой извилистой полосой леса — прерывистыми уступами поднимались горы. На пределе видимости темные, посверкивающие сахарными головами ледников, хребты теряли материальность. Они превращались в каменную пелену, тянущуюся, быть может, до границ вселенной.

В завороженной тишине вялые струи леденеющего к ночи воздуха слабо колыхали полимерные молитвенные ленты и поблекшие флаги. Шесты были воткнуты в каменную пирамиду с едва различимой надписью на боку: «ПРИЯТНОГО СПУСКА».

Андроиды-шерпы тяжело попрыгали на землю, чтобы принести традиционную жертву духам гор. Они сложили у подножия пирамиды свои дары: чудной камешек, подобранный на переправе, блестящую побрякушку с городского рынка или выбеленный временем, круто изогнутый рог архара.

На пути возник еще один монастырь. Он, как грязно-серое ласточкино гнездо, лепился к отвесному склону желтой с пурпурными прожилками скалы. Его строители не думали о внешней красоте — они стремились защитить обитателей дзонга от стремительных перепадов температуры, леденящих ураганных ветров и разбойничьих набегов. И преуспели в этом — дзонг был неприступной крепостью.

Платон поглядел на Гальперина, ехавшего рядом на низкорослой лошадке, поймал его вопросительный взгляд и кивнул. Караван повернул к началу тропы, ведущей к воротам дзонга.

Каждая такая остановка сулила нежданное открытие, но на деле лишь затягивала экспедицию, а ведь деньги таяли с катастрофической скоростью. Но тысячу лет назад здесь побывал Шеффер — значит, Рассольников не мог просто так обогнуть монастырь и снова углубиться в горы. К тому же у Платона была давняя мечта: он хотел увидеть сокровенные места Старой Земли, окунуться в ее подлинное, а не иллюзорное прошлое. Вот только как отличить одно от другого?

Резкие порывы ветра трепали флаги на шестах. Привычная для Тибета картина. По небу ползли табачного цвета дождевые облака — размоет дорогу, потом наплачешься. На высоком помосте стоял длинный и костлявый, похожий на легендарного Дуремара лама. Он с упорством сумасшедшего запускал ввысь мастерски вырезанных из красной пленки добрых драконов. Согласно поверью, где-то в глубине гор они обретают плоть и кровь, чтобы спасти попавшего в передрягу путника…

Настоятель дзонга приютил утомленных путников, хоть и не был столь радушен, как Данон Фрутис. Платону досталась столь же тесная и холодная келья, правда, его в достатке снабдили одеялами, и он навалил на себя целый ворох.

В три утра археолог проснулся. Сна ни в одном глазу. Промаявшись целый час, он оделся потеплее и вышел на террасу, повисшую над пропастью,-глотнуть свежего воздуха. Здесь Рассольников с удивлением обнаружил настоятеля, сидящего на табурете. Верховный лама был закутан в шкуру гималайского медведя.

— А вот и вы, досточтимый Платон, — негромко произнес настоятель и кивнул. — Эта ночь особенная. Проницательному человеку она может приоткрыть будущее. Я был уверен, что вы сюда придете.

— То-то я гляжу…— не зная, что ответить, пробормотал археолог.

Он ежился от холода, несмотря на меховую куртку и накинутое на плечи верблюжье одеяло. Сказал и сразу же увидел в ночной мгле багровые вспышки и мощные лучи света, гуляющие по небу. Что такое? Ведь это не полярное сияние, не росчерки молний или их отсветы. Судя по всему, будущее не сулит Старой Земле ничего хорошего.

— Сияющие стрелы пускает башня Шамбалы, — с серьезным видом проговорил верховный лама. — Свечение идет от камня Норбу Риншоп.

Платон знал об этом легендарном булыжнике — наряду с другой бесценной информацией Олдувай добыл для него запись старинных тибетских легенд. На санскрите камень счастья называется Чинтамани. Многоярусная башня, где с незапамятных времен хранится главное сокровище Шамбалы, обозначена на всех ее древних картах. Однако башню эту отродясь никто не видел.

«Интересно, а что по поводу Чинтамани думал миляга Шеффер? Неужто оберштурмфюрер не пытался достать магический камень для фюрера? — поскреб щетину на подбородке Платон. — Вообще, загадочная это штуковина. Чинтамани источает великий внутренний жар. Если он темнеет, будет ураган, ливень, гроза. Если тяжелеет — не избежать кровопролития. Если трещит — приближается злой человек. Когда Чинтамани дает огненные вспышки, Земля — на грани катаклизма, но если над ним зажигается звезда, значит, скоро наступит мир и благоденствие.

Древние ламы не сомневались, что в незапамятные времена Чинтамани был привезен на Землю инопланетянином из созвездия Орион. Поэтому камень и считался величайшим сокровищем планеты. Выходит, несколько тысяч лет назад Чинтамани принадлежал децемвирату Содружества Ориона. Эта звездная федерация ныне входит в Лигу Миров и живет себе потихонечку, не высовывается, ни с кем не дружит и не враждует. Помалкивает в тряпочку, даже когда ущемлены ее кровные интересы. Словно напугана до полусмерти… А кусок Чинтамани был подарен императору Атлантиды Тацлаву. Это уже камень в мой огород».