В Брагин - Искатель утраченного тысячелетия

Знаменитый Месмер прибыл в Париж в 1771 году. Он утверждал, что "животный магнетизм может скопляться, концентрироваться и переноситься без помощи тел посредствующих; он отражается, как свет".

Да! Занятно! Однако это мне ни к чему.

А что на карточке № 5? Я быстро пробежал по ней глазами: "Легенда о волшебном флейтисте". Город Славск. Вторая половина XIX века. Француз. Был преследуем полицией. Слух: каторжник из Французской Гвианы, исчез бесследно".

"Француз... Гвиана... Каторжник..." - вдумывался я в каждое слово. А что, если это... Рамо? Феликс Рамо? Тогда, быть может, узнаю еще хоть крупицу о Зеригине. Ведь перед отплытием в Европу не мог Веригин не побывать у Ги до Лорена, а значит, не исключается, что...

Я торопливо переписал весь текст на свою карточку. Перечитал еще раз.

"Каторжник из Французской Гвианы... Флейтист..."

...Потрескивала свеча. За окном стояла ночь. В тишиио этой ночи была какая-то благость, а у меня на душе было полное смятение. Откуда-то время от времени долетали ею - да резкие возгласы попугая, кваканье лягушки и еще какие-то непонятные звуки.

Голова моя горела. Мысли цеплялись одна за другую. Бежали неудержимым потоком. Сердце стучало, как молот. И вдруг: стук... стук... стук... Голоса животных и птиц отодвинулись, и стали все слышнее какие-то стуки. Часы?

О! Я их узнал! То было беспокойное биение разных сердец человеческих... Разное биение... Разное напряжение... Совсем не похожие один на другой стуки. Чьи сердца так стучат? Только сердца людей, уставших в спорах с тайной, которую им не удается отгадать... в спорах с самим собою... сердца отвергнутых изобретателей... Звучала многоголосая фуга разных биений сердца: одни из них были переполнены горечью, другие - надеждой, третьи - негодованием, четвертые - отчаянием. И постепенно, из всего оркестра стуков я различил - или мне это почудилось? - совсем особый стук: настойчивый стук одного сердца. Я вздрогнул... Я отличил его: то было напряженное, но уверенное биение сердца Дмитрия Веригина, чей поиск потерянного тысячелетия был прерван, а сам он - забыт.

Пламенев появился со свечой в руке. И я сказал:

- Сергей Тимофеевич! Хочу вас поблагодарить. Необыкновенно интересно.

- Вы это серьезно? Так, значит, не напрасно я пригласил вас к себе?

- Не напрасно! Отправляюсь в Славск.

- Не понимаю. Объясните.

- Простите... В следующий раз... А сейчас мне пора. Прощайте!

И, пожав руку удивленному Ильменеву, я быстро пошел к станции.

Итак - Славск.

Самолет набирает высоту. Летит среди ватных облаков.

Часть седьмая

ФЛЕЙТА ФРАНЦУЗА

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ РАЙИСПОЛКОМА ГОРОДА СЛАВСКА

Океан. Беспредельный океан болот. И в этом океане затерялся древний городок Славск.

И вот я в райисполкоме.

- Что? Француз в нашем Славске жил в девятнадцатом веке? И удивительный был человек? Не слыхал ничего подобного. И об этом человеке - фильм? - рассудительно и спокойно спросил меня ясноглазый председатель исполкома.- Впрочем... Почему бы в Славске не жить какомунибудь замечательному человеку? Все возможно - будем судить по аналогии: ведь был же когда-то в Нижнем Новгороде замечательный Кулибин, жил-был в Ржеве Волосков, удивительный химик и часовщик, а в Калуге Циолковский... Менделеев тоже родом из Тобольска, а не из Москвы. Не место красит человека, а человек - место.

Во время беседы председатель благожелательно, но пристально вглядывался в меня. Изучал.

- Однако вернемся к делу, - прервал он себя. - Значит, будем искать этого вашего француза. Думаю, вам поможет Савич. Гавриил Игнатьевич. Наш краевед. Энтузиаст. Савичи из поколения в поколение ведут летопись нашего края... Вот вам замечательные люди нашего Славска. Гавриила Игнатьевича в Москве в университете при кафедре истории оставляли, а он: хочу домой, в тот край, который вскормил меня...- Продолжая говорить, председатель исполкома нажал кнопку звонка.- У нас в городе и в прилежащих городах вырастает прекрасная молодежь. Но вот беда: молодежь, уезжая в Москву, Ленинград, Киев и кончая там вузы, не возвращается в родные места. А старшин старятся и умирают. И наш гигантский край остается без молодежи. Подростки уже в последних классах начинают мечтать о столице... Хотел бы я убедиться, что фильм о чудесном крае, его истории, богатствах и красотах заставит дрогнуть сердце нашей славской молодежи. И они не будут покидать родные места.- Председатель вторично нажал кнопку звонка.- Так вот, я говорил о Савиче. По окончании университета он вернулся в Славск. Тогда здесь еш,е гимназия была.

- Гимназия?

- Не удивляйтесь. Купцы наши пожелали, чтоб их чада на их глазах росли и учились. Раскошелились на гимназию. Основательное здание, как крепость. Больше ста лет стоит и еще лет пятьсот продержится. И вот Савич стал преподавателем гимназии. Теперь в этом здании десятилетка. Там же наш Музей краеведения. Хозяин его - Савич... Тетя Феня,- обратился председатель исполкома к вошедшей опрятного вида старушке,- проводите, пожалуйста, товарища командированного из Москвы к Гавриилу Игнатьевичу.

- Пойдемте, - приветливо отозвалась старушка Феня, посмотрев на меня зоркими, внимательными глазами.

Я стал прощаться.

- Да! - задержал мою руку председатель. - Еще два пожелания. Во-первых, осмотрите старинный парк, в котором стоит наша школа и музей. И во-вторых... - Тут председатель почему-то замялся. - Ну, одним словом, как начнет Савич про болота нашего края говорить, так вы, пожалуйста, без какой-либо иронии. Простите за наставление...

- Спасибо, что предупредили. Буду осторожен. Ведь у каждого человека есть свое хобби.

- Пойдемте к Гавриилу Игнатьевичу, - пригласила меня старушка Феня, - через парк и поведу. То-то красоту увидите!

И мы пошли.

И ЗВАЛИ ЕГО ФЕЛИКС РАМО?

Из раскрытого большого окна музея видно: в старом парке высокие зеленые травы то светлеют, то темнеют. Легкий ветер гонит облака. И чуть тень пролетающего облака ляжет на травы, они сразу же, задумчиво качаясь, начинают ждать: скоро ли станет светлее в их чаще. А чуть облако уплывет, травы, тревожно качаясь, ждут: скоро ли снова опустится на них мягкая тень? Колыханье, качанье, касанье...

Я стою у окна музея. Поглядываю в старый парк.

У шкафа с папками стоит Гавриил Игнатьевич Савич, восьмидесятилетний старик, высокий, легкий в движениях; прямой пробор через седые волосы. Он внимательно читает карточку № 5.

- Верно! Все верно: был такой француз. Преподаватель. Примерно, - Савич прикрыл глаза, припоминая, - в 1864-1865 году. Приехал из Санкт-Петербурга. Направлен был N-ским учебным округом.

Какая-то категорическая убедительность была в его интонациях.

- А когда француз был в больнице, из Санкт-Петербурга приезжал следователь по особо важным делам. После допроса в больнице были поставлены часовые. А француз исчез. И тут пошли слухи, будто он беглый каторжник из Гвианы.