Дуглас Брайан - Диадема богини

Личная охрана сиятельной Зоэ никуда не исчезла - все были на месте. Люди сидели и стояли в полной неподвижности, как куклы, некоторые застыли в воинственных позах, с поднятыми пиками и мечами, занесенными для удара.

Более того. Среди охранников Аршак заметил семерых своих товарищей, тех, что вместе с ним приходили арестовывать дерзкого похитителя диадемы. Они тоже были неподвижны и, как заметил потрясенный Аршак, смертельно бледны и очень худы, как будто им пришлось голодать не один день. Создавалось впечатление, что их принесли, или привезли и свалили в углу штабелем, точно бревна.

Аршак потрогал одного из них. Он был холоден, как камень, и казался мертвым. Однако вдруг замороженный пошевелил глазами и уставился на человека. Аршак отпрянул, ощутив приступ тошнотного ужаса.

В тот же миг он сообразил, что только что своими руками поставил себя вне закона, посягнув на графиню Зоэ. Теперь ему только и остается, что скрываться, а скрываться можно лишь в воровском квартале. Не напроситься ли в напарники к этому Конану? Мысль показалась ему дикой, и он, несмотря на ужас своего положения, усмехнулся.

Мстительная Зоэ выскочила во двор почти голая и застыла в дверях, пораженная открывшимся ей зрелищем. Впрочем, замешательство почтенной дамы продолжалось недолго. Завидев оскорбителя, она завизжала, протянула вперед руки и помчалась к нему с явным намерением вцепиться в лицо и выцарапать глаза.

Аршак насупился и обнажил меч. Ему не слишком нравилась идея убить женщину, но он видел, что другого выхода, похоже, Зоэ ему не оставила. К тому же, если он прирежет эту кровожадную и алчную бабищу, народ только спасибо ему скажет.

И тут случилось нечто странное. Аршак ощутил сзади на своей шее прикосновение чьих-то невесомых рук. Он замер. Хотел было повернуться, но понял с неожиданной ясностью, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Откуда-то потянуло холодом. Перед глазами все поплыло, слилось и смешалось, однако равновесия он не терял, как будто неведомый источник холода поддерживал его каким-то образом, не прикасаясь. Образ Зоэ расплылся и исчез в мутном розовом водовороте. Он хотел закричать, но не смог. Губы онемели, горло перехватило.

Чей-то шелестящий голос проговорил:

- Однако не нада напрягать себя. Лучше мало-мало расслабиться. Не больна. Хорошо. Не нада бояться.

"Кто боится-то?" - хотел было сказать солдат, но вместо этого дернулся и провалился в мягкую темноту.

- Прости, дорогой, - нежно говорила Семирамис, наматывая на палец длинную черную прядь волос своего возлюбленного. - Я, наверное, не должна была показываться здесь в этой диадеме. Но твой подарок настолько хорош, что мне хотелось, чтобы и другие увидели, как ты любишь меня.

- Ладно, - проворчал Конан и высвободился. - Ты хорошо спрятала ее, Семирамис?

- Да уж не сомневайся. - Она наклонилась к его уху и громко зашептала: - Я зарыла ее...

- Стоп! - рявкнул варвар, прикрывая ее рот своей огромной мозолистой ладонью. - Женщина, неужели тебе нужно кричать об этом на весь кабак? Лучше помолчи. Скажешь потом.

Она отстранилась с недовольным видом.

- Как хочешь. Ты спросил - я хотела ответить... В последнее время ты стал очень груб со мной, Конан. Я уж подумываю, не поискать ли мне другого мужчину. Который был бы ласков и внимателен...

Не слушая попреков, Конан тянул себе и тянул красное винцо.

Подумав, Семирамис сменила тему.

- Зачем ты отпустил того солдата? - спросила она. - У других не было возможности разглядеть тебя как следует, они были слишком заняты потасовкой. Но этот пялился на твою физиономию при свете факела несколько минут. Он сможет узнать тебя при встрече, даже если ты переоденешься.

- Ну и что? - проворчал Конан. - Ну и пусть узнает. У меня нет привычки таиться по углам. Я не крыса.

- Конечно, ты - лев, и безумием было бы спорить, - подхватила Семирамис. - И все же его нужно было прирезать. Покойник не проболтается. Или ты, быть может, пожалел его?

- Вот еще, - сказал Конан, опрокидывая в раскрытый рот остатки вина из кувшина. - Я никого никогда не жалею, разве что детей или беспомощных женщин. Просто не видел смысла марать руки. Неудачникам нет места в жизни, и они сами уступают дорогу тем, кто сильнее и ловчее.

- И удачливее, - вставила Семирамис.

Конан кивнул.

- Удача приходит к тем, кто не страшится испытаний, - сказал варвар. Он изрядно захмелел. - Вот почему, например, мне повезло? Да очень просто! Боги благоволят к таким, как я. Я встречаю опасности грудью, с высоко поднятой головой! Я не рассчитываю ни на чью помощь и доверяю только силе своих рук и крепости своего старого меча! Когда в заброшенной гробнице я дрался с мумией древнего царя...

К столику, где выхвалялся подвыпивший варвар, стали стекаться благодарные слушатели. Некоторые из них откровенно потешались, внимая его наивной похвальбе, - но большинство знали, что Конан говорит правду, и кивали, соглашаясь.

Среди знакомых физиономий Конан вдруг различил нечто совершенно странное. На него не мигая смотрел какой-то желтокожий человек с круглым и плоским лицом. Пухлый рот и округлые безбородые щеки делали его похожим на ребенка. Однако это был взрослый мужчина, маленького роста, худощавый, узкоплечий. Что он делает в этом жутком обществе рослых крепышей?

- Эй ты, - крикнул ему Конан поверх голов, - недомерок... Ты кто такой, а? Я тебя что-то раньше не видел.

Две узкие черные щелки под пушистыми бровями тут же моргнули. Человек понял, что обращаются к нему. Странным ломким голосом, от которого у Абулетеса мурашки побежали по коже, он ответил:

- Моя имя Ючэн из Кхитая. Ючэн. Ты Конан, ты запоминай это имя. Я хочу быть знаком с тобой.

Киммериец пожал тяжелыми плечами.

- Если тебе этого хочется, Ючэн. Но сперва объясни мне, что толку мне в таком друге, как ты? Я могу свернуть тебе шею одной рукой и сомневаюсь, что в бою ты мог бы быть мне полезен. Что до краж и воровства... Может быть, ты и ловок, но разве кто-нибудь в Шадизаре может сравниться в этом деле с Конаном-киммерийцем?

- Ты Конан, ты очень высоко думать о себе, - бесстрастно ответил маленький человек. - Но ты хорошая мальчик. Я буду помогать.

Все в кабаке, включая Семирамис и Абулетеса, застыли. Худших слов этот заморыш и придумать не мог. Если он желал подружиться с Конаном, ему следовало превозносить его силу и ловкость и уж ни в коем случае не нужно было предлагать помощь.

Конан побледнел от ярости и сжал кулак.

- Ты хочешь сказать, что я могу нуждаться в помощи?

Кхитаец покосился по сторонам, как показалось Абулетесу, с хитрецой, но когда он заговорил, он был само простодушие.

- Нет, Конан, конечна нет. Я Ючэн, - я нуждаться в помощи. В твоей помощи. Ючэн - слабый, Конан - сильный. Ючэн - бедный кхитаец. Конан самый-самый ловкий.