Юрий Брайдер - Между плахой и секирой

Адепты новой веры (которые с подачи отца Николая назывались теперь аггелами) признавали Каина пророком другого, куда более жестокого и страшного существа, чье пришествие ожидалось в обозримом будущем. Формально все аггелы были равны между собой и могли без зазрения совести уничтожать друг друга, но на это богоугодное дело (если исходить из заветов Каина) был наложен временный мораторий.

Зато беспощадное избиение всех тех, кто не примкнул к аггелам, а в особенности инородцев, только приветствовалось. Земля должна была стать вотчиной потомков Кровавого Кузнеца, и не существовало таких средств, которые были бы неприемлемы на пути достижения этой цели.

Песик и сам удивлялся столь стремительному и широкому распространению новой веры. Десятки фанатичных проповедников, сопровождаемых отрядами вооруженных аггелов (тогда, правда, еще сплошь безрогих), рассеялись по городам и весям Отчины. Борьба с ними если и велась, то очень вялая.

Изменилась ситуация и в экспедиционном отряде, по численности уже разросшемся до размеров доброго батальона. Если раньше отец Николай был при Песике кем-то вроде шута и капеллана одновременно, то теперь уже Песик был у отца Николая не больше чем начальником храмовой гвардии. Назревал конфликт духовной и светской власти.

Песик, не желавший быть на побегушках даже у верховного жреца Каина, моментально составил заговор, который поддержали все его бывшие сокамерники. Кто-то из них придумал коварный план. Следуя ему, Песик сначала вынудил отца Николая к публичному братанию, а потом заколол тем же самым ножом, которым незадолго до этого добыл необходимые для церемонии капли крови.

Присутствующие при этом аггелы и ахнуть не успели, как было торжественно объявлено, что происшедшее у всех на глазах убийство является всего лишь ритуальным актом поклонения Каину.

Никакого ущерба престижу новой религии это не нанесло – наоборот, стало модно резать своих братьев, а заодно и других родственников. Как и любая зараза, каинизм распространялся с невиданной быстротой. Правда, кастильцы, степняки и арапы не щадили аггелов, но и те, в свою очередь, в долгу не оставались. Редкая, прямо-таки сатанинская жестокость, с которой они действовали, должна была отбить у всех инакомыслящих волю к сопротивлению.

Вскоре базы аггелов появились не только в Отчине, но и в Хохме, Трехградье, Агбишере. Экспедиция, посланная на исследование Гиблой Дыры, случайно проникла в досель никому не известную страну, цивилизация которой опередила цивилизацию Отчины на несколько сотен лет, что, впрочем, пошло ей скорее во вред, чем на пользу.

Страна, названная аггелами Енохом (так Каин нарек некогда свой первый город), была практически мертва (ее немногочисленное население не смогло даже оказать аггелам сопротивления), но хранила огромные запасы материальных ценностей. Ради сохранения секретности пользоваться этим богатством до поры до времени было запрещено. Исключение делалось только для огромных металлических люков, заменявших аггелам ритуальные сковороды. Сей предмет со временем стал неотъемлемой частью культа Каина.

Чуть позже аггелы проникли и в Эдем, где столкнулись с переродившимися в нефилимов выходцами из Еноха, Отчины и некоторых других стран. Здесь же они узнали секрет бдолаха, чудодейственного средства, способного влиять на организм в соответствии с самыми сокровенными человеческими желаниями. Сначала он применялся только как допинг перед боем или как универсальное лекарственное средство, но впоследствии стал для аггелов таким же священным растением, как лотос для индусов и кока для инков.

При содействии бдолаха каждый аггел должен был доказать свою преданность каинизму. У тех, кто действительно свято верил в Кровавого Кузнеца, со временем вырастали рога – легендарная каинова печать, которой Бог-создатель отметил братоубийцу. Безрогих аггелов беспощадно отсеивали, как нестойких в вере лицемеров. Все это, конечно, не распространялось на высших иерархов каинизма, постоянно носивших на голове черные колпаки, – попробуй определи, что там под ними.

Прибрав власть к рукам, Песик сделал все, чтобы избавиться от своих старых соратников, еще помнивших, как он шестерил в зоне. Некоторые погибли от подмешанного в бдолах яда, который действовал так быстро, что жертва даже не успевала ощутить страх смерти. Другие сгинули в заранее обреченных на неудачу походах. Третьи были облыжно обвинены в чересчур вольной трактовке идей Каина и за это разрублены на части (тут уж никакой бдолах помочь не мог).

Приняв имя Ламеха, одного из славнейшних потомков Кровавого Кузнеца, Песик как бы перечеркнул свое прошлое. Новое поколение аггелов, не испорченное культурой и жизненным опытом, буквально боготворило его. Рекрутировалась эта молодежь на свалках, в подвалах, на больших дорогах и невольничьих рынках, а воспитывалась по примеру египетских мамелюков кровью и железом.

После заключения Талашевского трактата борьба с аггелами пошла всерьез, но к тому времени болезнь каинизма уже стала хронической. Избавиться от нее теперь можно было только двумя способами: или выкосить под корень все рогатое воинство, или целиком уничтожить пораженный заразой организм…

Дрова действительно оказались сырыми, и костер все никак не разгорался. Матерно выругавшись, Ламех собрался отлучиться куда-то, но к нему подскочил аггел, как в бурнус, закутанный в зелено-коричневую маскировочную сеть, и что-то зашептал на ухо.

– Вот как! – Ламех не смог сдержать удивления. – Давайте ее сюда. Будет парочка, баран да ярочка.

Левке и до этого было так нехорошо, что, казалось, дальше некуда, но тут выяснилось, что есть куда. Интенсивность душевной муки, похоже, предела иметь не могла.

Снаружи уже слышался возмущенный голос Лилечки:

– Пустите! Пустите, черти!

Двое аггелов втащили ее во дворик и поставили на другой стороне бассейна, прямо напротив сковороды, из-под которой уже выбивался легкий дымок.

– Здравствуй, красавица, – сказал Ламех ласково. – Так я и думал, что еще увижусь с тобой. Рад несказанно.

– А если рад, поцелуй кобылу в зад, – не задержалась с ответом взлохмаченная и раскрасневшаяся Лилечка.

Еще недавно даже и представить себе было нельзя, что пугавшаяся комариного писка девушка решится на столь самоотверженный поступок и последует за в общем-то чужим ей человеком чуть ли не в пасть к дьяволу. Оставалось неизвестным, сотворило ли это чудо любовь или просто дал о себе знать бедовый бабушкин характер.

– Куда она шла? – спросил Ламех у аггелов, доставивших Лилечку.

– Похоже, за ним следом, – один из аггелов указал на Цыпфа. – Да еще кричала: «Левка, вернись! Вернись, паразит!»