Юрий Брайдер - Посёлок на краю галактики

- Бред все это, - слабым голосом сказал писатель. От его вчерашней энергии не осталось и следа. - Чепуха и дезинформация. Только вы ничего этого близко к сердцу не принимайте. Никто к нам не прилетит. Пуста Вселенная. Авторитетно вам заявляю. Спасибо за гостеприимство.

- Счастливо доехать, - сказал Баловнев, глядя в спину удаляющегося в станционный буфет писателя. Он хотел добавить, что спиртное там не подают, а пиво на этой неделе еще не завезли, но почему-то передумал.

До райцентра Баловнев добрался самым быстрым и удобным транспортом попутным молоковозом.

В отделе милиции шла обычная утренняя суета: дежурный наряд сдавал смену, клиентов медвытрезвителя вели на разбор к начальству, в приемной толкались ранние посетители - в основном жены, накануне обиженные мужьями. Административно арестованные заканчивали уборку улицы. Ровно в девять началась "пятиминутка".

Лицо начальника имело нездоровый, землистый оттенок. Он непрерывно курил, зажигая одну сигарету за другой. Говорил короткими, точными, почти афористическими фразами, часто шутил, не улыбаясь. По правую руку от него сидел новый, только что назначенный заместитель - молодой, но уже начавший лысеть со лба капитан. Стоило начальнику умолкнуть, как он тут же старался вставить свое слово. При этом он торопился, не всегда улавливал суть дела и резал общими фразами. Когда начальнику это надоедало, он, словно защищаясь, поднимал руку с растопыренными пальцами и миролюбиво говорил:

- Ты подожди, подожди...

Неизвестно почему Баловневу вдруг припомнилась виденная им однажды сцена травли волка и то, как молодой, еще глупый пес истерично лаял из-за плеча спокойно сосредоточенного волкодава. "Да, - подумал он, - трудновато будет без Антона Мироновича".

- Вопросы есть? - спросил начальник. - Нет? Тогда идите. И не забывайте, что на нашей территории может появиться вооруженный преступник Селезнев, совершивший убийство в соседнем районе. Так что максимум внимания и осторожности. Все... Баловнев, задержитесь.

Минут десять начальник подписывал рапорта, отдавал распоряжения по селектору, ставил печати на паспорта, и все это время Баловнев мучительно пытался вспомнить, не водится ли за ним какой-нибудь грешок. Антон Миронович никого к себе по пустякам не вызывал.

- Ну, как обстановка на участке? - наконец спросил начальник.

- Все нормально.

- Зерновые убрали?

- Процентов на девяносто.

- Хищений не было?

- Нет. На каждом зернотоке сторож. Сам каждую ночь проверял. Да и председатель не спит.

- Ну, а эта... нечистая сила твоя?

- Без сдвигов, - вздохнул Баловнев. - Нечистая сила имеется.

- Послушай, Баловнев. По службе к тебе претензий нет. На участке порядок, раскрываемость хорошая, личные показатели неплохие. Работник ты, в общем, толковый. Но фантазии твои... пока так скажем... всю картину портят. Знаешь, как тебя люди зовут?

- Знаю. Инопланетянин.

- Вот-вот! Недавно я в отделе кадров вел разговор о тебе. Относительно выдвижения на оперативную работу. Зональный инспектор выслушал меня и говорит: "А-а, это тот, у которого черти на участке..." И больше ничего не сказал. Понял теперь?

- Понял, товарищ майор. Только черти ни понимают. Да и не черти они вовсе.

- А кто?

- Пришельцы. Из космоса.

- Сомневаться в тебе я не имею причин. Но пойми, все против тебя. Вопросом этим авторитетные люди занимались. Не подтвердились сигналы. В глупое положение себя ставишь. Подумай хорошенько. Разберись. Может, все же люди они? Геологи какие-нибудь или туристы. Это раньше, если командированный из Минска приезжал, на него, как на дрессированного удава, сбегались смотреть. Теперь кого только нет в районе. Шабашники из Средней Азии приезжают. Иностранные студенты свинокомплекс строят. У дочки заврайоно в прошлом году негритенок родился.

- Нет. Не люди они. Голову даю на отсечение. Хотя людьми и прикидываются.

- Ты документы у них спрашивал?

- С хорьком легче беседовать, чем с кем-нибудь из них. Не успеешь рта раскрыть, а его уже и след простыл.

- Что - быстро бегают?

- Да нет. Еле ходят. Как медведи в цирке. Но не поймаешь. Объяснить это я не могу.

- Фотографировать пробовал?

- Пробовал. Ничего не вышло. То пленка бракованная, то проявитель не тот, то еще что-нибудь.

В это время в дверь постучали. Вошел дежурный с листком бумаги в руках.

- Позвонили с железнодорожной станции, - доложил он. - У одной гражданки сумочку похитили. С деньгами. Желтого цвета, из искусственной кожи, на длинном ремне.

- Вызови ко мне кого-нибудь из уголовного розыска, - сказал начальник. - Ты, Баловнев, можешь идти. Подумай хорошенько над моими словами. Да и постричься тебе надо. Что это за кудри!

В единственном кресле маленькой парикмахерской девчонка-практикантка возилась с заросшим, как Робинзон Крузо, рыжим верзилой. Баловнев повесил фуражку на крюк и принялся дожидаться своей очереди.

Минут через пять ножницы перестали щелкать, и девчонка, критически осмотрев свое творение, похожее на растрепанное сорочье гнездо, ледяным голосом осведомилась:

- Освежить?

Не дожидаясь ответа, она сдернула с клиента простыню и энергично встряхнула ее. Однако счастливый обладатель соломенных лохм не спешил покидать кресло. Баловневу пришлось встать и легонько похлопать его по лицу. Парень при этом вздрогнул, как от электрического удара. Обреченно закрыв глаза, он пытался засунуть что-то себе под рубашку. На его коленях, словно змея, извивался тонкий желтый ремешок.

Возня с железнодорожным воришкой растянулась почти до обеда. Вернувшись, в поселок, Баловнев сразу пошел в поликлинику. Главврач, сидя в терапевтическом кресле, царапал что-то авторучкой в амбулаторных картах, кучей наваленных перед ним на столе. Возраст его невозможно было определить на глаз. Он лечил еще бабушку Баловнева, а ему самому вправлял в детстве грыжу. Главврач постоянно выступал в клубе с беседами на медицинские и политические темы, больше всех в поселке выписывал газет и журналов и слыл непререкаемым авторитетом почти во всех житейских и метафизических вопросах.

- Заболел? - спросил врач.

- Да вроде нет. Интересуюсь, может ли медицина определить, нормальный человек или слегка того... - Баловнев покрутил пальцем у виска.

- Может. Кого осмотреть?

- Меня.

- Сам пришел или начальство прислало?

- Сам.

- Если сам, это уже хорошо. Садись, - врач указал на покрытую клеенкой кушетку. - Нога на ногу...

Он долго стучал молоточком по коленным чашечкам Баловнева, мял его мышцы, заглядывал в глаза и водил тем же молоточком перед носом. Потом заставил снять рубашку и лечь. Чиркая холодной рукояткой молоточка по животу Баловнева, он спросил:

- Травмы черепа имелись?