Пьер Бордаж - Мать-Земля

Он глянул на голографические часы, лежащие на столе.

— Примерно через семь часов... Теперь нам надо расстаться с вами. Нам надо встретиться с несколькими неприятными людишками. Просим вас принять наши извинения за обыск, который учинила наша кастрированная гвардия, но она получила на этот счет строжайшие указания. Стены наших апартаментов имеют множество глаз и ушей, и мы не хотели показывать, что относимся к вам с особой благосклонностью. Не хватало, чтобы вас убили до того, как вы вступите в новую должность. Отныне, кардинал Богх, вы становитесь вторым лицом в Церкви Крейца, что означает: вы стали излюбленной мишенью, второй по степени важности. И у вас крайне мало времени, чтобы научиться приручать хищников.

Фрасисту Богху показалось, что он видит веселые огоньки в прищуренных глазах муффия.

— Идите отдохните, кардинал Богх. Мы освобождаем вас от первого заседания конклава. Наши помощники явятся в вашу келью в епископском дворце в нужное время.

Непогрешимый Пастырь наклонился вперед и протянул руку правителю Ут-Гена. На его пальце сверкал перстень муффия, огромный кориндон с Джулиуса в оправе из белого опталия.

— Почему я, ваше святейшество? — спросил Фрасист Богх, коснувшись губами перстня.

— Вы не чувствуете себя на высоте новых обязанностей, господин кардинал? Есть вопросы, которые лучше не задавать. Идите. Пусть конец второй ночи будет благожелательным для вас.

Правитель Ут-Гена поклонился и покинул кабинет. Он с облегчением ощутил присутствие своих мыслехранителей в зале ожидания. Все лица людей, встретившихся ему на обратном пути, естественно-бледные лица кастратов и искусственно-бледные лица придворных, показались ему враждебными.

Когда он пересекал седьмой почетный двор, разгорелась первая заря, заря Розового Рубина, испещрив небосвод кровавыми стрелами и облаками. Он присел на край фонтана и вслушался в ностальгическую песнь водяных струй. Он был уверен, что муффий тем или иным способом был оповещен о его тайной встрече с викариями. Оставалось понять, кто — муффий Барофиль Двадцать Четвертый или евнухи Большой Овчарни — оказался более ловким, более умелым, но ответа не нашел. Но новоиспеченный генеральный секретарь пообещал себе, что потратит все силы, чтобы разобраться в тайных механизмах Церкви.

В конце концов, разве не августейший старец втянул его в очень опасную игру?

— Сколько времени до прихода корабля? — спросил Марти де Кервалор.

— Ох уж это нетерпение молодежи! — вздохнул Робин де Фарт. — Эти суда похожи на доисторические парусники: известно, когда они отплывают, но неизвестно, когда приплывают. Вам плохо в нашем дорогом Городе Космоса?

Марти мог не отвечать старому сиракузянину: его усталые глаза, редкая бородка, неопрятный вид, мятый костюм — все в нем выражало скуку, презрение, тоску.

Оба сиракузянина все дни просиживали в одном и том же ресторане в квартале скоджей. Сидя перед чашкой горячего кове, черного густого напитка, они убивали время, вспоминая о прелестях родной планеты. Для молодого Кервалора присутствие со-планетянина в этом закрытом опасном мире, где он задыхался, было глотком свежего воздуха.

Два стандартных месяца назад обнаженный и покрытый кровью Марти материализовался в приемном тамбуре деремата. Не успел он оправиться от воздействия эффекта Глозона, обычного недомогания при переносе клеток, как робот связал его ремнями, лишив подвижности. Затем автоматические пинцеты сбора клеток и магниторезонансные зонды вцепились в него, как стервятники в падаль. Робот впрыснул ему снотворное. Он заснул, пришел в сознание в длинной полосатой тунике. Он лежал в огромном дортуаре, куда направляли «временных», категория случайных посетителей, деловых людей извне или эмигрантов, чьи дела по окончательной натурализации еще не были завершены.

Администраторы долго допрашивали Марти о причинах его нахождения в стенах города. Если не считать нескольких деталей — он постарался обойти молчанием ритуал жертвоприношений и коллективного совокупления ярых воинов Машамы, — он сказал правду: он участвовал в революционном движении на Сиракузе, их предали и уничтожили силами общественного порядка. Сам он успел проскользнуть в деремат в момент, когда полицейские ворвались в их тайное убежище.

— Деремат? — удивился один из администраторов. — Я думал, что все дерематы контролируются полицией и крейцианской Церковью.

— Среди нас был сын директора МТК. Он заполучил неисправный деремат до отправки в переплавку и отремонтировал его...

— Опасно материализоваться в стенах города... Один неверный жест — и роботы впрыснули бы тебе мышьяциан и выбросили в пространство. Почему у тебя на теле кровь? Ведь на тебе нет ран...

— Мы... дрались с полицейскими... Один раненый упал на меня...

— Раненая. Анализ крови категоричен: кровь принадлежит женщине.

— Может быть... Все произошло так быстро...

— Просишь ли ты статуса свободного горожанина космоса?

— Не знаю...

Администраторы удалились на совещание. Через час один из них, мужчина лет пятидесяти, вернулся и произнес вердикт: Марти назван «временным» и должен дождаться прилета корабля видука Папиронды.

— На какие деньги собираешься жить?

Марти пожал плечами.

— Ты уже не на Сиракузе! Здесь воздух, жилье и еда оплачиваются. Что ты умеешь делать?

Молодой Кервалор счел, что нет смысла рассказывать о беззаботном существовании отпрыска знаменитой сиракузской семьи.