Пьер Бордаж - Мать-Земля

Сан-Франциско отвернулся от него, подошел к абинам и указал пальцем на Жека.

— Абины, милость, которую я прошу, относится не ко мне, а к принцу гиен с Ут-Гена. Согласитесь на мою просьбу, и я тут же уйду... Умоляю вас дать место этому ребенку в чреве космины...

Возмущенный ропот пронесся по ступеням, превращаясь в крики, вопли. Оглушительный рев заполнил храм и паперть. Жек не осмеливался смотреть по сторонам, но затылком и лицом ощутил дыхание ненависти и сжался в своем слишком просторном одеянии. Робин испугался, что крики, вырывающиеся из тридцати тысяч глоток, вызовут сотрясения и трещины в стенах и сводах ледяного храма.

Абины раскинули руки, чтобы восстановить спокойствие.

— Это требование переполнило чашу нашего терпения! — завопил один из них, когда подобие тишины было восстановлено. — В эти дни всепрощения мы были готовы отпустить тебя живым, Сан-Франциско, но ты сам дал нам основание для твоего осуждения! Требуя от нас, чтобы мы допустили твоего гока в чрево космины, ты велишь нам нарушить святые заповеди Новой Библии. Ваши лжечеловеческие братья прокляты навечно, говорит сурата первой Книги Космин, и Глобус отверг их до скончания времен... Яркое свидетельство твоего предательства. Твоя цель не есть помощь человечеству, а опоганивание небесного Жер-Залема, введение нечистого змия в новый Эдем.

Сан-Франциско закутался в плащ и выпрямился, гордо и прямо, перед своими обвинителями.

— Новая Библия не говорит о рассеянных по галактике народах, когда упоминает о лжечеловеческих братьях. Она говорит о всех тех людях, вне зависимости от их происхождения, чья тропа сердца заросла шипами презрения и ненависти! Она говорит о вас, абины! Недостаточно быть потомком ста сорока тысяч фра-элитов и родиться на Жер-Залеме, чтобы попасть в число избранных! Народ Отца небесного состоит из всех людей, которые вступили на путь поиска истины... своей истины...

— Нам уже известны твои аргументы! — прервал его князь Ванкувер. — Те же, что и двадцать лет назад. Избранник тот, кто пользуется привилегиями от рождения и соблюдает предписания святой Библии. Ты отверг свое происхождение, отказался от слова Фраэля. На самом деле, защищая дело маленького гока, ты защищаешь себя! Покончим с этим, абины! Спор завершен двадцать лет назад, а нам еще нужно готовиться к прилету небесных странниц...

Два князя скрестили взгляды с такой силой и яростью, что Жек испугался. Они были готовы убить друг друга на месте.

— Ты совершаешь ошибку, Ванкувер, — сквозь зубы проговорил Сан-Франциско. — Трагическую ошибку! Космины — не просто космические перевозчики. Они проявляют душу человека, а твоя настолько черна, что ты можешь оказаться в аду!

Князь канадцев едва не подавился смехом, звук которого вонзился в барабанные перепонки Жека.

— А ты закончишь дни в заднице дикого снежного медвигра!

Робин де Фарт немногое понял из их разговора, хотя знал, что речь идет о толковании текстов Библии. Если он не обратил на спор внимания, то потому, что, с одной стороны, подобные споры были частыми на всех мирах, колонизированных человеком (на каждой планете каждый старался завладеть священными писаниями и был готов мучить и убивать других, чтобы восторжествовала его точка зрения), а с другой стороны, попытка пробраться в глубины своей памяти отнимала всю его энергию. Он уже сопоставил названия, написанные на Глобусе, с именами компаньонов Сан-Франциско. Он заметил названия «Москва» и «Шанхай» на огромном континенте Эропазии. Одно было на востоке, второе на северо-западе, но, даже понимая, что ключ к разгадке спрятан в уголках мозга, происхождение этих имен ускользало от него, и он начал раздражаться. Он проклинал свою старость и слабеющую память.

У Марти было лишь одно желание: как можно быстрее смыться из Жер-Залема. Он полагал, что ему нечего ждать от столкновения Сан-Франциско с абинами. Демон пока себя не проявлял, но молодой Кервалор уже не был сам собой. Его телесная оболочка медленно опустошалась — он терял свою индивидуальность, свою суть.

Скривив в ухмылке губы, князь Ванкувер вернулся на свое место и наклонился к своему соседу, чтобы сказать ему на ухо несколько слов. Четыре абина совещались, и их шепот вспарывал невыносимую тишину. Члены американского племени, рассеянные среди толпы, уже не имели ни желания, ни воли поддерживать своего князя-изгнанника, открытого защитника гоков, предателя, лжебрата, существа столь же отвратительного, как отродье отравленного семени и гнусного чрева.

— Ты преступил порог, и твои прерогативы князя перестали тебя защищать, — заявил один из абинов. — Завтра ты будешь раздет и брошен на съедение диким медвиграм в цирке Плача. Тебя будут сопровождать три гока и все добровольцы, которые захотят разделить твою участь...

Сан-Франциско побледнел, но лицо его осталось невозмутимым.

— Пусть те князья Жер-Залема, которые не поддерживают нашего приговора, встанут и выскажут свое мнение...

Несколько князей опустили головы и уткнулись глазами в ледяной пол, но ни один не шелохнулся в своем кресле.

— Что касается вас, людей, покинувших свои племена, чтобы служить проклятому князю, вы еще можете получить прощение от своих отцов и богов. Ваши головы и сердца должны принять решение немедленно: либо остаться в компании Сан-Франциско и гоков, либо немедленно сдать свои мечи князьям и отойти от осужденных.

Сан-Франциско взглядом подбодрил людей, предлагая им подчиниться требованию абинов. Некоторые служили ему уже двадцать лет. Они угнали корабль Глобуса, отбыли на Франзию, чтобы принимать его в соответствии с его рангом во время коротких стоянок «Папидука». Он щедро платил им, помогая удовлетворять все нужды. Они искренне и глубоко любили его, ибо он был сеньором, щедрым и справедливым князем, который никогда их не разочаровывал, как собственные легитимные суверены. Они были готовы отдать за него жизнь, но его печальный взгляд умолял их не проливать кровь в храме Салмона, отказаться от него, предать. Это был немой, болезненный приказ, который следовало обязательно исполнить. С опустошенной душой и слезами на глазах они сложили свои мечи у ног абинов и медленно покинули центральную аллею.

— Пусть тот из вас, членов избранного народа, кто желает разделить участь Сан-Франциско и трех гоков, присоединится к ним сейчас или никогда! — громким голосом произнес один из абинов.

— Я!

Сан-Франциско узнал голос, хотя он стал со временем более низким, и сердце его яростно забилось в груди. Он увидел знакомый женский силуэт. Женщина с трудом пробиралась вдоль верхней галереи, спустилась по узкой лестнице на ступени, вышла на центральную аллею, подбежала к нему и бросилась в его объятия.