Наталия Ипатова - Имперский Грааль

— Не рождаются, — соглашается Эдера. — Так сложилась жизнь, и я виновна в этом не больше, чем другие. Слово «мужчина» заряжено для меня негативом. Когда я вижу мужчину, который мужчина более чем другие, для меня это повод к неприязни, потому что я ожидаю: те качества, которые меня раздражают, «понты», в нем будут выражены в превосходной степени. Я имею в виду: еще более нетерпим, криклив, навязчив…

— Он ушел?

— Нет, я. Равнодушие и лень, вы сказали — я думала, мужчины не отдают себе в этом отчета. Слушать меня он не желал, а я чувствовала себя больше его, и чем дальше, тем все больше и больше…

Она прерывается, почувствовав неуместность дальнейших речей. Костер и ночь. Жизнь как слабый трепет дыхания, погасить ее достаточно движения… или не сделать движения, одного-единственного, нужного, и никаких высоких технологий на сто километров в любую сторону кроме, может быть, кислородной башни. И Мамонтов, но их в темноте не видно. Мы точно так же когда-то сидели в пещерах, пугливо прислушиваясь к звукам из темноты. Смешно самке твердить о дикости, когда самец сторожит уши и точит копье на любого врага.

— Что для вас Авалон, Эдера?

Она пожала худыми плечами, закутанными в плед.

— Место, где мы будем первыми. Наше место. Не единственный из всех возможных мир, это так, но — новая земля в лучах нового солнца. Знаете, есть девочки, которые с детства играют в Венеру, выходящую из моря, а есть те, кто играет в выходящего из моря Колумба. Почему-то они до сих пор считаются меж собою, кто лучше, будто нет других великих задач. Мужчины предпочитают первых, потому что…

— Потому что они другие. Равные права не означают одинаковых общественных и профессиональных функций, хотя я не вижу в этом ничего плохого. Если женщина стреляет быстрее меня или пилотирует истребитель, это не значит, что я не могу быть с ней любезен. — Он пошевелил металлическую кружку с кофе, пристроенную среди углей. — Или что она не нуждается в моей любезности. Равные права означают, что мы можем быть друзьями.

— Ваш пасынок, Норм… впрочем, вам со стороны не разглядеть. Он больше похож на вас, чем даже на собственного клона. Юношам в этом возрасте свойственно копировать ближайший авторитет.

— Да ну. Я в его возрасте был куда менее привлекателен. Там такие гены…

— Не спорьте. Я знаю свою работу. Пусть даже кроме нее я ничего не знаю. Мы с дочерью подавали прошение о переселении на Пантократор, но нам отказали. Мы не их люди, психологический профиль не тот. Ну и Дао с ними. Хочет ли ваша жена, чтобы вы нашли тут могилу? У вас маленький ребенок. Вы не можете не думать об этом — к вопросу о слабости и силе. Хотели бы вы, чтобы все было проще? Не отягощено личным? А? Норм!

Разочарованная, она встает и удаляется в отведенную им с дочерью надувную палатку. Ждать двадцать минут, чтобы повторить вопрос, который сам по себе не очень важен, ниже достоинства женщины, которой поминутно приходится быть сильной.

Тем паче, она и сама может придумать за него ответ. Жена приняла за тебя решение прежде, чем ты сам за себя его принял, и подала копье. Андромахи, они такие. Перед ними нельзя лицом в грязь. Иди, исполняй долг.

С каждым разом выходить из двадцатиминутки все сложнее. Граница становится размытой, образы из реальности и сна ходят об руку, пересекаются, вступают в нелогичные отношения.

Это Морган. Сперва зовет по имени, потом нерешительно трясет за плечо. Я сейчас. От костра тянет жаркой сыростью, к спине льнет сырость холодная. Кто-нибудь, поднимите мне веки.

— Норм, проснитесь, это важно!

Кэссиди? Он не должен тут быть. Я его арестовал. Или он меня? Тьфу!

— Морган, какого черта он тут делает?

— Он сказал, что это важно. Он настаивал. Простите, командир, чиф.

Вместо Моргановой мордочки расстроенного мышонка в фокусе появился Кэссиди с лицом похудевшего верблюда.

— Это на самом деле важно, Норм. Да подымайтесь вы. Мне тоже ни жить, ни быть, а надобно обелить себя в ваших глазах. Снимете подозрения с меня и сможете выспаться, я подежурю.

С нечеловеческим трудом Норм подтянул колени к груди и, пошатнувшись, встал. Кэссиди придется предъявить что-то действительно существенное, иначе он его просто убьет за прерванный сон. Самому даже не придется, можно Братиславу попросить.

Эсбэшник ютился в палатке один: будь Бротиган жив, это была бы их общая палатка. Кэссиди буквально сиднем сидел на своем архиве, а на марше безропотно тащил его на себе вдобавок к обязательной для всех части груза. Нагнувшись так, что касался руками земли, капитан СБ нырнул внутрь, остальные недоуменно следили за ним, заглядывая снаружи.

Спальник был скомкан и заброшен в угол: сознанием Норм зафиксировал крупнейшее нарушение маскировочной программы — активированную деку. Всюду валялись инфочипы, как будто их ставили, считывали, бегло просматривали и так далее и далее.

— Лезьте сюда, — пригласил эсбэшник.

— Свободна, — распорядился Норм, и Морган растворилась в ночи. — В общих чертах: что там?

— Поскольку я знал, что я ни при чем, и поскольку мне не хотелось расставаться с подозрениями насчет девицы Люссак, я решил поднять и перепроверить все ее документы, досье и прочее, присланное в ответ на мой давнишний запрос. Помните: какая-то «Мари Люссак» обнаружена на курорте на Далиле, и мы до сих пор не в курсе, которая настоящая?

— Разумеется. Дальше.

— Наша «Люссак» определенного ответа не дала, используя то ту версию, то эту — в зависимости от того, какая ей выгоднее в данный момент. Отвлекаясь на минуту: если это оперативный агент, то — совершенно великолепный. С ней ничего не сделаешь в рамках закона, морали и дипломатии, разве только несчастный случай организовать.

— Только попробуйте.

— Норм, а если ее действия приведут к гибели, скажем, вашего пасынка? Вы не шлепнете ее своей рукой? Добро или зло совершает человек, который спасет жизнь убийце, угодившему в яму?

— Я предпочитаю рассматривать события не как цепь, а как звенья. Это помогает принимать решения. Иначе придем к тому, что во всем виновна окажется акушерка, которая помогла убийце вылезти из утробы. Ну а если по-вашему: от того, что сделаю или не сделаю я, зависит, что сделает или не сделает она. Я уж попросту, вы извините. Она молода, а у меня до черта опыта, и педагогический тоже…

Тут он вспомнил про Морган и замолчал. Ладно, отрицательный результат — тоже результат, и хорошо уже одно то, что у Морган тоже теперь есть опыт. Правда, никто бы не возражал, обойдись тот опыт подешевле.

— Так я вот о чем, чиф. Перебирая архив, я обнаружил некий документ, которого прежде не видел.

— Почему не видели?

— Сам, знаете ли, удивляюсь. Видите ли, это отслеженная закладная на некие материальные ценности. У «Мари Люссак», наша это Мари или нет, имелись некие дорогие побрякушки несерийного производства, и оные побрякушки были заложены. Девушке понадобились приличные деньги. Вы понимаете, почему этот документ имеет настолько важное значение?