Сэнди Митчелл - За Императора!

Не знаю, сколько времени я не произносил ни слова и просто тащился за Эмберли, которая, похоже, все-таки держала в голове какой-то план действий. При этом в руке я продолжал сжимать пистолет, что было глупо, если учесть, что вокруг не наблюдалось никакой видимой опасности, но, каким-то чудом удержав его, когда рухнула стена, я теперь испытывал странное нежелание возвращать его в кобуру. Позже мне пришлось обнаружить кровоподтек на ладони — так сильно я сжимал рукоять [51] Как я уже говорила, он, кажется, страдал от последствий шока еще некоторое время после того, как мы потеряли наших солдат. В то же время он оказался замечательно вынослив и оправился гораздо быстрее, чем я полагала возможным; без сомнения, те многочисленные опасности, с которыми ему довелось встречаться и которые он счастливо пережил, воспитали в нем некоторую устойчивость к таким психологическим травмам, которые большинство людей оставили бы в состоянии, близком к инвалидности. .

Мы довольно долго шли в тишине, прежде чем Эмберли снова заговорила, и, как мне подсказывало давление в ушах, туннель за это время постепенно опускался; но так как никакого очевидного пути к поверхности видно не было, я решил, что это направление не хуже и не лучше других. Полагаю, мне стоило сказать об этом Эмберли, но мне и в голову не пришло, что она не заметит спуска.

— Что ж, полагаю, что ответ на главный вопрос мы в любом случае получили, — сказала она.

— Какой вопрос?

К этому времени вся ситуация стала настолько безумной, что казалась мне лишенной всякого смысла. Я подозревал, что единственное, в чем можно было быть по-настоящему уверенным, это то, что впереди нас ждут лишь новые неприятности, и надо ли говорить, что я не ошибся. Выражение лица Эмберли на секунду стало удивленным, потом сменилось удовлетворением оттого, что я вообще ответил.

— Главный,- повторила она.- Кому есть польза от стравливания нас с тау.

— Рой-флотилия, — сказал я и содрогнулся, несмотря на вязкую жару в туннеле.

Если генокрады в действительности были предвестниками роя тиранидов, то они развивали стратегию такого размаха, о каком я никогда не слышал, и выводы из этого следовали неутешительные. Эмберли кивнула, явно довольная как моим ответом, так и моей способностью поддерживать разговор. Я полагаю, что беседой она старалась вернуть мне сосредоточенность на боевом задании [52] Он правильно предполагает, тогда мне нужно было иметь рядом воина, а не немощного психа. и не позволяла мне слишком много размышлять о случившемся с нашими спутниками.

— Культ генокрадов, очевидно, действует здесь уже несколько поколений. Нам повезло, что Гравалакс такая дыра, иначе заражение могло бы распространиться уже на полсектора.

— И то хорошо, — согласился я.

Много позже я узнал, что она все равно рассматривала подобную возможность, и ей удалось искоренить несколько меньших культов, которым удалось перекинуться на соседние системы, и тогда казалось, что угрозу удалось сдержать. По крайней мере, пока не появились сами рои-флотилии и мы не обнаружили, что стоим перед войной на два фронта.

Я немного подумал и добавил:

— Они, сдается мне, пробыли здесь достаточное время, чтобы глубоко проникнуть в СПО.

— В числе прочего, — согласилась инквизитор.

Я начинал потихоньку втягиваться в разговор.

— Похоже, они смогли включиться и в местные политические группировки. В ксенофильскую фракцию…

— Равно как и в лоялистскую. — Эмберли мрачно улыбнулась. — Они поддерживали трения между ними, раскололи СПО. К гадалке не ходи, что именно культисты в обеих фракциях вынудили их стрелять друг в друга и заставили лоялистов атаковать тау. Надеясь втянуть нас в войну, чтобы мы тут рвали друг друга на куски, а тиранидский рой вошел в сектор, практически не встречая сопротивления.

Я поежился от озноба.

— И они подошли очень близко к тому, чтобы преуспеть в этом…

— И все еще могут добиться своего. — Голос Эмберли был суров. — Мы с вами последние, кто знает об этом. Если мы не сможем передать эту информацию лорду-генералу…

— У них все получится, — закончил я.

Эта перспектива была слишком зловещей, чтобы даже задумываться о ней, так что мы какое-то время провели в молчании.

И вероятно, это было к лучшему, потому что через некоторое время я начал различать на фоне шелеста наших подошв некий неясный шум. Пыль, помимо того что приглушала звук наших шагов, отчетливо давала знать, что до нас никто не ходил этой дорогой в течение десятилетий. А это означало, что мы вряд ли попадем в еще какую-нибудь засаду. Но источником других звуков там, куда мы шли, не грех было и обеспокоиться. Я поднял руку и погасил фонарь, снова дожидаясь, пока мои глаза приспособятся и оцепенение окончательно покинет меня.

— Что такое? — спросила Эмберли, следуя моему примеру и выключая фонарь.

Мы погрузились в полную темноту.

— Я не уверен, — признался я. — Но, кажется, я что-то слышу.

К моему удивлению и удовлетворению, она не стала расспрашивать, видимо доверяя мне достаточно, чтобы дождаться, пока я сам расскажу обо всем. Я сосредоточился и стал прислушиваться. В действительности это был даже не звук, как таковой, а скорее вибрация в воздухе. Наиболее понятным объяснением этому будет сравнение с чувством, которое в темноте позволяло мне знать, насколько близко находятся стены. Короче, вы либо знаете, о чем я говорю, и в этом случае вы, вероятно, тоже выросли на нижних ярусах города-улья, либо вам придется принять мои слова на веру.

В любом случае, стоя на месте, мы бы ничего не достигли, так что мы с Эмберли снова двинулись вперед, не зажигая света. Мои ладони опять зудели, и Эмберли, похоже, доверяла моим инстинктам, по крайней мере, в этих обстоятельствах. Коридор впереди был все так же пуст, и передвижение в темноте требует гораздо меньших усилий, чем кажется на первый взгляд, так что я постепенно стал различать едва заметное свечение во мраке.

— Впереди, это свет? — прошептала Эмберли, и я так же шепотом подтвердил.

Звуки тоже становились отчетливее, но все, что можно было о них сказать, — они явно производились живыми существами. Волоски у меня на затылке снова встали дыбом.

— До него около полуклома, — тихо добавил я, взвешивая в ладони пистолет.

— Может, это выход на поверхность? — с надеждой спросила Эмберли.

Я покачал головой:

— Для этого слишком глубоко. Мы спустились, по меньшей мере, на три этажа за последние несколько часов…

— И ты ничего не сказал? — Ее голос превратился в разъяренное шипение, и только тогда до меня дошло, что она не замечала спуска. — Может, ты запамятовал, что мы ищем выход?!

— Я думал, ты знаешь, — отрезал я в ответ, с удивлением понимая, что оправдываюсь. — Ты ведешь эту экспедицию, забыла?